по знанию английского. Как ты не понимаешь? Меня и в «Скайтранс» взяли по очень и очень большому блату. И то…
– А сейчас этот блат тебе не поможет?
Жанна помотала головой. Тот начальник, который тогда с пониманием отнесся к ее ситуации, хоть и вынужден был уволить, но потом дал персональную рекомендацию в «Скайтранс», лично звонил и очень вежливо и настойчиво попросил принять ее в штат, в прошлом году вышел на пенсию. Тревожить его Жанна бы не хотела, да и не видела смысла. Еще в Самаре, когда угроза увольнения стала весьма ощутимой, она решила, что не будет унижаться и умолять. Нет так нет.
Ильяс, видимо, очень хорошо прочитал ее эмоции, потому что коснулся руки, но тут же убрал.
– Ты так просто сдашься?
Она пожала плечами. Наверное, она просто устала. Устала доказывать себе и другим, что достойна, что заслужила, что может и хочет. Стрелки наручных часов торопили, она снова встала и сделала рукой прощальный жест.
– Поеду. А ты можешь и дальше мечтать о кителе с четырьмя полосками на рукаве[6].
Уже сказав это, она пожалела. Будто она и правда завидует. Ильяс как-то так сжал губы, что она поняла: обиделся. Не смертельно, но все же. Тяжело с ним. Его чувство юмора пока не поддавалось ее пониманию. На что-то он реагировал адекватно, на что-то мог взбрыкнуть. За те месяцы, что между ними установились эти странные непонятные отношения то ли дружбы, то ли начинающегося романа, они три раза смертельно ссорились. С криками, взаимными упреками и даже швырянием вещей друг в друга. Темперамента им обоим было не занимать. Как правило, она отходила первой и предлагала мир. Один раз первым нарушил молчание Ильяс и даже извинился. У нее тогда случился культурный шок. Ордынец признал, что был неправ. Чудны дела твои, мироздание.
Она действительно уже запаздывала, потому выбросила из головы мысли об Ильясе, хоть это было и трудно. Сеанс у психотерапевта должен был стать последним. Так они решили в предыдущую встречу. Илона Юрьевна согласилась, что надо сделать перерыв. Сеансы их были не так уж и часты, но все равно Илона Юрьевна была единственным человеком, который мог выслушать ее страхи, не ахая при этом: «Как? Ты боишься летать? С твоей профессией?»
Да, она боялась. Это было нечто иррациональное. Во время взлета и посадки у нее внутри начинался небольшой такой апокалипсис. Причем она не боялась смерти, не боялась аварии, но физиологические проявления были настолько мучительны, что хотелось немного сдохнуть, или много. Со временем стало легче, может, и сеансы у психотерапевта помогли, а может, время действительно лечит. А может, это Танюша с небес присматривала за ней. Ну и суслик, конечно. Куда же нам без суслика. «Темной-претемной ночью шел суслик по лесу и ничего не боялся», – пробормотала она почти неслышно, паркуя машину во дворе дома психотерапевта на улице Козлова.
Телефон тренькнул. Звонила Наталья Божко, тоже стюардесса и, наверное, все же подруга.
– Приветик.