только по воскресеньям. Но занятие грузчика, иной раз оставлявшее свободным день, и человечность фабриканта, установившего всего лишь девятичасовую занятость, чем, кстати сказать, славилась именно Москва, позволили Николаю чаще бывать в центре города. Туда и обратно – пешком: от Дорогомилова через Бородинский мост не дольше получаса, и никаких транспортных расходов. Он и в театре побывал: за 33 копейки на галёрку – вполне можно, не каждый же день. И сиживал, вместо кабака, в приличных чайных, в аккуратных харчевнях. Но больше ходил по городу, смотрел, впитывал впечатления.
Выяснил, что есть прекрасная возможность учиться, поступив в университет Шанявского, только-только открытый. Для начала – на научно-популярную программу, а после – на академическую. Правда, диплома не дадут. Но это – пока; потом, может, чего и переменится. Зато обещали твёрдые знания. Стоимость – четыре с полтиной в месяц. Можно выкроить и с небольшой заработной платы, если хорошенько затянуть пояс. Однако для учёбы требовалось подыскать работу с твёрдым графиком, чтобы иметь свободные вечера. Николай решил отложить это дело до следующего года: лучше же учиться с начала курса, а не с середины.
Пока, чтоб не терять времени, занимался самообразованием. Для этого вполне подходила публичная библиотека. Тут и зимние морозы ударили. Не особенно разгуляешься. Так что сиди себе в тёплом читальном зале да просвещайся. Николай привык черпать самые точные сведения из энциклопедического словаря. Вот и в библиотеке начал с освоения разных справочных изданий.
Весной поспешил в деревню – помогать близким. Весенние работы на земле – всегда и тяжёлые, и объёмные, и срочные. Следующей осенью Николай опять поселился в Дорогомилове и для начала вновь устроился грузчиком, но на сей раз твёрдо уговорился с нанимателем о свободных вечерах.
Можно бы пойти на завод или фабрику. Квалифицированный труд лучше оплачивают. При спальных корпусах для рабочих есть столовая, прачечная, кое-где и больницы. Правда, народу, как и в захудалом бараке, где сам он ночевал, по сто человек в одном помещении. Кроме двухъярусных коек – стулья да табуреты, и то не при каждой кровати. И ещё, рассказывают, надзиратель следит, чтоб не держали ни под кроватью, ни на стуле личных вещей, кроме одежды. Фабричная работа совсем не нравилась Николаю: нудно, однообразно – отупляет. Ему обещали место в бригаде, занятой на строительстве газопровода: Москва семимильными шагами газифицировалась. Вот это увлекательное дело! И перспективное. Решил ждать, когда возьмут в бригаду, а покуда стал слушателем народного университета Шанявского.
Всё бы хорошо, если б в ноябре не свалился с воспалением лёгких. Ох и трепало его! Чтобы не киснуть в сыром полуподвале, всё равно тащился пешком в город, а там – где ж ещё согреешься? – шёл в публичную библиотеку и дремал над какой-нибудь книжкой. Посещать занятия в университете перестал, потому что из-за кашля ни одной лекции не мог дослушать хоть до середины, нужно было выходить, чтобы не мешать другим. До Масленой всё шло наперекосяк, еле перебивался. Болезнь