давай-ка поедим, Гаврош, – позвал наконец Гриня.
– Чего это я «Гаврош»?
– Да смешная ты в этой куртке дядь Лёшиной. Она тебе как платье. Давай на капот выставляй еду. Я термос достану.
Общими силами соорудили на капоте стол, Гриня достал отварную картошку. Уплетали домашние припасы, запивая горячим чаем с молоком. Варька с набитым ртом вспомнила:
– Ты не представляешь, как я хотела в больнице лук со сметанкой и отварную картошку! Принесут эти дурацкие каши-размазни, а у меня лук в глазах стоит, полная миска.
Плотно подзаправившись, опять принялись за сбор черёмухи. Ближе к вечеру оба походили на шахтёров – руки чёрные, лица черные от ягод и размазанной по лицу мошки. Умывшись, собрались и поехали домой. Добравшись до деревни, первым делом завернули к бабе Ане, вручили ей тяжёлый горбовик. Та всплеснула руками от радости: запасы сушёной черёмухи давно истаяли. А свежую набрать некому – все заняты.
– Вот порадовали старуху! Спаси вас Господь! Устала, доча?
– Нормально, баб! Я, как принцесса, провалялась больше. Это всё Гриня.
– А тебя уж мать искала. Езжайте с Богом. Ой, чуть не забыла! Какой-то парень заезжал чужой, с друзьями на городской машине. Казачок такой цыгановатый, на костылях. Я сказала, что в лесу ты, так посулился ещё вечером заглянуть. Говорит, что в больнице вы лежали. – Баба Аня замолчала, глядя на Гриню. А тот, побледнев, резко развернулся и вышел с ограды.
Каким-то чужим, незнакомым голосом спросил Варю, идущую следом:
– Довезти до дома? Или дойдёшь? – спросил, стараясь не глядеть на неё.
– Баб, если ещё раз подъедет, скажи, что мы снова уехали в лес, – крикнула бабушке уже из машины Варя. Улеглась на свою лежанку, тронула его ладошкой по затылку и тихо сказала: – Не хочу я, Гриш, никого видеть. Давай лучше снова к нашим синим горам. Там так хорошо. – И, помолчав, с улыбкой добавила: – С тобой…
Стёпка нашёлся
– Дядя Вася! Поторопись ты, температура так и не спадает! – прокричала из глубины «скорой» зарёванная молодая мамаша. Водитель, Василий Семенов, широкоплечий увалень с багровой крепкой шеей, увидел в зеркале заднего вида, что фельдшер согласно мотнула головой, и прибавил газу своей многострадальной «санитарке». До райцентра ещё минут двадцать пылить.
Они проехали уже больше получаса, и плакавший от самой сельской амбулатории ребёнок затих. Нехорошо как-то затих, и водитель запереживал. Мать – совсем сопливая ещё девчонка, в какой-то несерьёзной шапчонке, как школьница, с самой ещё нянчиться, а она уже мама.
У Василия к детям отношение своё, болючее. Потому что не дал Бог им с Галиной детей. За какие провинности? Ему там, вверху, наверное, лучше известно. Дело у обоих к сорока, а пелёнками да мокрыми ползунками в доме и не пахло.
Вскоре и райцентр показался, а потом и больница. За думками неотвязными вроде быстро и добрались. Чтобы не остудить мальца, Василий припарковался прямо к крылечку, заглушил двигатель. Фельдшер выпустила мамашу, взяла документы, а он