твоя утка? – спросил мужчина, вынув из пачки сигарету.
Матвей оторвал взгляд от глянцевой страницы и долго смотрел на отца, затем произнес:
– Я кормлю ее хлебом.
Мужчина закурил сигарету.
– Она не погибла за то время, пока ты был в больнице. Значит, ей твой хлеб не нужен. А ты все продолжаешь бегать на озеро, не смотря на случившееся.
Матвей опустил глаза, он ощущал себя так, словно его поймали на месте преступления. Тайна раскрылась уже очень давно и мало кто в поселке, мог не знать о питомце умственно отсталого парня. Но сам Матвей упрямо продолжал скрывать ото всех свои походы в лес, хотя он не навещал дикую утку более шести месяцев и был уверен, что птица уже давно погибла от холодов.
– Ты же не разрешишь забрать ее домой, – сказал Матвей, перелистывая страницу, но картинки его уже не интересовали, разговор с отцом был куда важней.
– По мне пусть она живет у нас хоть в гостиной, главное, чтобы ты перестал ходить в лес.
Мужчина посмотрел на сына взглядом полным заботы. На какой-то момент в этом суровом лице промелькнули искорки отцовской любви и не почувствовать этого Матвей не мог.
– Ты и вправду разрешить забрать ее? – воскликнул парень, чем вызвал улыбку у Ивана. Мужчина похлопал сына по плечу и, вернувшись к дороге, ответил:
– Если она тебе так дорога, то да. Но при условии, что она не будет путаться у меня под ногами.
Матвей захлопал в ладоши и чуть ли не выскакивал от радости из-под ремня безопасности и мужчине, пришлось, повысив голос успокоить сына, пока тот не перевернул на ходу машину. Год назад Астапов Иван сделал почти непоправимую ошибку, о которой теперь часто сожалел, сидя в своей комнате в полном одиночестве. В прошлом году о нем в поселке все знали, как о безнадежном алкоголике, который заливает свое горе, не обращая вниманья на сына. И что кривить душой, если оно так на самом деле и было и только когда Иван нашел Матвея в шкафу, где парень просидел без малого сутки, он понял, насколько сильно отдалялся от единственного своего ребенка.
Закрывая глаза, лежа в кровати, мужчина часто не мог избавиться от назойливого образа, преследующего его словно наваждение. Он постоянно видел сына, свернувшегося в клубок, изогнувшего свое тонкое тело так сильно, что позвонки выпирали даже через майку и лежавшего на покрывале внутри шкафа. Иван смотрел на парня, стискивая зубы и его воспаленный и понемногу приходящий в себя после вчерашнего запоя мозг, впервые ощутил прилив любви и необходимости защищать сына. Он опустился на колени и, прикоснувшись рукой к парню, произнес в полголоса:
– Матвей, что с тобой?
Паренек открыл покрасневшие глаза, сверкающие на осунувшемся лице затухающими островками жизни и прохрипел в ответ:
– Папа, мне страшно. Я боюсь.
В этот момент Иван ощутил, как холод сковывает все его нутро, словно температура тела упала на много градусов порождая ледяную пустыню в душе. Слова застряли в горле и страх перед самим собой заставил испытать стыд за все то, что он делал