не завалившись ни влево, ни вправо.
– Расть, – проговорил Харлампиев, – он мертв. Четыре пули в грудь и две в живот. Как он бился с ними? Удивлен и поражен. Воин. Уважаю. Вечная память Игнату Ипатовичу. Пошел я.
– Вечная память, – повторил я и пошел к кошаре, где должна была лежать Сапа. Теперь я точно знал, что моя собака мертва. Сапа лежала возле навеса, где я обычно ночевал. Что со мной случилось после того, как издали увидел Сапу мертвой, вспомнить не получалось, как ни старался. Выпал у меня из памяти оставшийся день. Помню, что сел рядом с мертвой Сапой и просто горько завыл. Как потом попал домой – не помнил. Как разделся и лег спать – тоже.
Проснулся лишь к обеду следующего дня и обнаружил хозяйничавшего на кухне Владимира Петровича.
– Привет, Растислав. Садись за стол. Буду тебя кормить. Вчера пришлось тебе три дозы успокоительного вколоть, уж больно страшно ты выл.
– Уже все. Не переживайте, – тихо сказал я. – Больше не буду.
Глава 4. «Победоносец»
Сон снился снова… Я вижу, как падает человек. Я точно знаю, кто этот человек. Это я. Вижу, как беспорядочно вращаюсь, пытаясь судорожно вздохнуть, но ничего не получается. Я держу в руках какую-то дубинку в виде палицы стального цвета. В этот раз я успеваю запомнить звезды, нет, не звезды, а Звезды. Рисунок их незнаком. Уверен. Я падаю на голубую планету, ее видно все лучше и лучше. Странно, что я вообще падаю, ведь в космосе нет притяжения. Падение длится долго. Дышать нечем. Глаза закрыты. Но вдруг на дубинке-палице загорается огонек сначала красного цвета, через секунду желтого, потом зеленый, и, видимо, получив какую-то команду, система внутри шлема наполняется кислородом, судя по широко открытому рту под прозрачным забралом черного обтягивающего костюма. И вдруг я вижу, как человек в скафандре резко открывает заплывшие от гематом глаза. И просыпаюсь.
Фух! Не проспал. Будильник показывает 7:05. Волной сбрасываю себя с кровати. Звонкий шлепок по будильнику, чтоб не успел заверещать. Папа с мамой привезли его мне из Москвы год назад, когда приезжали в отпуск летом. Они уже два года как учились в Академии Советской Армии на спецфакультете. А мы с сестрой живем там же – в гарнизоне, где расквартирована наша бригада спецназ ГРУ ГШ СССР, в которой служили папа и мама. Папа – командиром батальона, а мама – начальником отдела радиоразведки в штабе бригады, во всяком случае так я думал, хоть и недоумевал, почему у мамы такое же звание, как и у папы.
После резкого скачка с кровати и ярких разборок с ковбоем-будильником, который не успел заверещать, как иерихонский осел, я впрыгнул в штаны тренировочного костюма, правда, так их назвать уже было нельзя – так, портянка, которая когда-то была штанами белого цвета. Привыкал я к старым вещам и не мог с ними расставаться, тем более что штаны-тряпки все же закрывали часть того, что должны были закрыть.
Пока слетал с третьего этажа, перепрыгивая через три, а то и четыре ступеньки, подумал, что не мешало бы постирать штаны и залатать