год, чтобы папа не пил… А через несколько лет разочаровываешься в Новом годе, людях, мире. Папа снова пьет – чуда не случилось. А ты ведь очень просила. Очень-очень. И у папы, и у дедушки Мороза, и у Бога, и у Вселенной, и у кого угодно (авось кто-нибудь да услышит). Но чуда не случалось, и за одну ночь ты становилась еще на пару лет взрослее.
Я не раз думала, как бы сложилась моя жизнь, если бы отец не пил, а мать не была созависимой… Я представляла семью, которой у меня не было. Она мне даже снилась. И знаете, что было в этом сне? Простой семейный теплый вечер, где никто ни на кого не кричит. Каждый уважает и принимает другого, всем комфортно находиться здесь и сейчас рядом друг с другом. Все счастливы и улыбаются…
Лев Николаевич Толстой писал: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Согласна, но у алкогольных семей все-таки есть общие правила несчастливости. Хочу разобрать их подробнее.
Не доверяй. Психоаналитик Дональд Вудс Винникотт в книге «Маленькие дети и их матери» описал базовые потребности каждого ребенка. От них зависит благополучие в детстве и во взрослой жизни. Это потребность в безопасности, здоровой привязанности, независимости, ощущении самоценности, свободном выражении чувств и в адекватных личных границах. Удовлетворение этих потребностей – основа доверия в детско-родительских отношениях, а позже и доверия другим людям, миру.
К сожалению, я не чувствовала себя в безопасности, мне не хватало близости (здоровой привязанности), свободы (независимости) и простора для самовыражения. О каком доверии миру может идти речь, если самый близкий человек обещает больше не обижать тебя и маму, а потом снова обижает? О каком доверии миру может идти речь, если другой самый близкий человек устанавливает границы хорошести и принимает тебя только тогда, когда ты соответствуешь им?
Не говори. В развернутом виде звучит так: «Не говори, что у нас есть проблема, потому что это стыдно и позорно. Мы будем делать вид, что мы нормальная семья, у нас нет проблем». Сейчас я понимаю, что стыдится тут нечего. Точно не мне должно быть стыдно, а тем, кто придумал это правило и устроил тот ад, в котором мне приходилось жить.
Сейчас я осознаю, что зависимость отца не имеет ко мне никакого отношения – это его проблема и зона ответственности, мне за это априори не может быть стыдно. Но раньше я этого не понимала, и мне было стыдно. Особенно в те моменты, когда сверстники могли подстегивать: «Что твой батя вчера творил-то!». Или когда отец, пахнущий перегаром и умирающий от похмелья, а иногда даже не до конца протрезвевший, выходил на работу и вел у нас уроки. Или когда нам в школе неожиданно с утра меняли расписание, и всем была понятна причина – учитель снова «заболел».
Один раз мать выдала: «А представляешь, если бы мы жили не в доме, а в квартире. Вот был бы позор, соседи с ума бы сходили от выступлений отца». Я промолчала,