и тортами, зажженными свечами, прогулками в Царицынском парке, тайными, пока дети спят, наполненными неутолимой страстью ночами, – всё это полетело в тартарары. Он просто взял и вышел. Потому что по-другому он не мог. А мы – три женщины, одна еще совсем юная и две маленьких, – остались.
Не знала, как жить дальше. Было так больно, что хотелось умереть. Убить в себе любовь, чтобы перестать чувствовать. Пережить снова это уже знакомое мне состояние покоя. Я не боялась смерти, но было нечто, чего я боялась больше смерти: жить без любви. И я решила сохранить любовь в моем сердце, чего бы это ни стоило.
Я сняла обручальное кольцо, положила его в шкатулку в глубине письменного стола и закрыла крышку.
Дорогая моя девочка, это открыло для меня:
есть нечто большее за пределами знакомого нам мира.
И мне потребовалось много времени, чтобы понять:
это большее – всегда за тебя.
Обручальное кольцо
Мое первое обручальное кольцо было куплено на вырост, а может, не продавалось таких маленьких размеров на мой хрупкий девичий пальчик. «Родит – поправится», – решили старшие женщины в семье, и я забеременела в первую неделю замужества и родила прекрасную дочь, но не поправилась, а наоборот, так истощала, что больно смотреть. Но похудела я не в родном Крыму, где родила свою божественную дочь и провела первые полгода, а когда переселилась в Москву, где жила семья моего мужа, которого я любила какой-то, как теперь понимаю, отчаянной, страстной, скорее подростковой, любовью. Москва встретила сурово. Мы с мужем и малышкой по великому блату получили две комнаты в коммуналке: мой свекр работал в Совете Министров. Я оказалась в чудесной компании: вор-карманник, очень тихий в быту человек, по образованию повар, научивший меня делать сырники и никогда не бравший в квартире чужого, даже ложки сахара. Однажды он исчез на неделю, и поздним вечером я услышала грохот в коридоре, топот тяжелых ботинок. Я только уложила малышку спать, муж был на дежурстве. Он заканчивал мединститут, ночами дежурил в больнице и писал научную работу. Выглянув в коридор, я увидела, как моего тихого соседа, закованного в наручники, два милиционера затащили волоком в его комнату. За дверью слышались звуки падающих предметов, видимо, искали что-то, затем так же молниеносно соседа выволокли на улицу и запихали в воронок. Больше я его не видела.
В комнате напротив жила сумасшедшая старуха. Каждый раз, когда кто-нибудь из жильцов посещал комнату раздумий, она выглядывала из-за своей двери, ложилась на пол, чтобы увидеть в щель туалета, кто становится ногами на толчок. Слово «толчок» я услышала впервые и с тех пор ненавижу его. Также впервые я увидела тараканов – однажды ночью вышла попить на кухню, по крымской привычке босиком, зажгла свет и через мгновенье обнаружила себя запрыгнувшей на стол и отчаянно визжавшей. По полу разгуливали полчища усатых рыжих насекомых,