было что-то жужжащее в имени. Зачем в город приехал не знаю, но понимаю, что не отсюда я, – улыбка гостя потухла, отчего лицо сразу осунулось, постарело, стало казаться, что ему не меньше ста лет.
– Мы сегодня с Вами к бабе Нюре сходим. Она как раз на дежурстве, – успокаивающе похлопала его по руке Лада. – Надо Вас осмотреть, вдруг сотрясение.
– В больницу? – незнакомец даже посерел от страха. – Нельзя мне к врачам. Совсем нельзя.
– Не бойтесь, баба Нюра – наш человек. Посмотрит, но не выдаст, – Толик подмигнул гостю, и тот успокоился, снова посветлел и помолодел.
Удивительные метаморфозы в его облике не остались незамеченными, Толя и Лада удивленно переглянулись.
– Нам надо Вас как-то звать, – задумчиво произнесла она, – может Женя?
– Пусть Женя, – закивал мужчина.
Завтрак прошёл весело. Толя вспоминал их школьные годы, оказывается, там было много забавных случаев. После смерти родных школьные воспоминания отодвинулись так далеко, что казалось: всё это было не с ней. Слушая Толика, Лада оттаивала, смеялась от души. Женя хлопал себя по коленям и немного притопывал, когда заливался удивительно задорным детским хохотом.
Потом Толя засобирался на смену, сказав, что сейчас только принесет Жене другие брюки. Они с мамой жили в соседнем доме. Женщина часто болела, возможно, поэтому одноклассник до сих пор ходил бобылём. Распрощавшись с ним, Лада прибрала кухню, переоделась в любимые джинсы, забрала волосы в хвост и крикнула Жене, что они идут к бабе Нюре.
Часть 3
Стационар городской больницы располагался в соседнем квартале. Постройки постсоветских времен утопали в зелени парка, окружавшего всю территорию. Раньше считалось, что больным полезно выходить гулять по дорожкам и дышать свежим воздухом. Это сейчас больницы строят в центре, среди асфальта и бетона, в окружении автостоянок. Даже окна не открыть: пахнет бензином, гарью и фастфудом.
Лада любила приезжать сюда, когда мама работала здесь терапевтом. Её все знали с малых лет, поэтому некоторые приветливо кивали. Громовой голос бабы Нюры они услышали издалека. Она снова распинала какую-то нерадивую молодую уборщицу за «кривые руки» и «пофигизм». Увидев Ладу, баба Нюра всплеснула руками и, как ледокол, рассекая воздух, ринулась навстречу, раскрыв руки для объятий. Сграбастав свою «маленькую оладушку», как она её звала, косо посмотрела на Женю.
– Что-то староват хахаль-то у тебя.
– Баб Нюра, – смущённо пробормотала Лада. Её всегда вгоняли в краску Нюрины словесные обороты. – Ушибленный он. Вчера братва Кешина, похоже, отметелила так, что имя не помнит.
– А ты, конечно, пожалела, как всегда, – нахмурилась медсестра. – Ну иди сюда, болезный, посмотрю на тебя, коли Оладушка просит.
Женя всё это время стоял в стороне, любопытно крутил головой, счастливо улыбался, приветливо махая рукой пожилой парочке и молодому парню без ног, лихо раскатывающему на инвалидной коляске