спины выпрыгнула, как черт из табакерки.
– Вы что думаете? Мы из-за денег? Мы честные люди! Нам ваших денег не надо! – она это все не просто говорила, а орала, брызгая слюной с таким оскорбленным видом, как будто ей милостыню подали, а она самая что ни на есть королева Англии.
Улыбка с лица Бориса исчезла вместе с протянутым кошельком.
– Не нужны деньги? Давайте я вам отдых в Турции организую, у меня там свой бизнес? – уже без энтузиазма предложил он.
– Какая Турция? Какой отдых? Еще мы по заграницам не ездили! Помешались все на этой Турции! Мы отдыхаем у нас, на Черном море! Понятно Вам? И нам от вас ничего не надо! Мы честные люди и деньги сами зарабатываем! Пошли, Юра!
Она схватила Юрку за руку и, что есть мочи, потянула домой.
– Извините, – только и успел сказать рано состарившийся, с мешками под глазами после суток, уставший от вечных долгов и трех работ, Юра. А на черноморском побережье он в первый и в последний раз отдыхал в далеком-далеком детстве.
ГОРОДОК
Угораздило меня родиться в самом нереспектабельном районе нашего города, сиротливо приютившегося прямо на границе между промзоной и собственно, самим городом. Наш район местные жители называли «городком», хотя он состоял всего из одной длинной и извивающейся улицы. Мой дед Михей говорил про нашу улицу и неровные ряды, выглянувших из-под земли ростков картошки: «как бык поссал».
Дед за словом в карман не лез, выражался всегда точно и емко, без всяких там: «Ну, это… как его» и прочего словесного мусора. Мог иногда и ругнуться, типа: «твоюбогодушумать». Говорил на выдохе, одним словом и, при этом, мрачнел лицом.
Обычно мне доставалось из-за соседа Вадика. Мы с ним росли без отцов. У меня хоть дед был, а вот Вадька рос с вечно пьяной и нечесаной матерью. Наверное, поэтому он был совсем без тормозов и как выражался мой дед: «с шилом в жопе».
У Вадика все время были какие-то бредовые идеи в голове. То он хотел отправиться в полярную экспедицию на Север, благо его в рейсовый автобус без денег не пустили.
То искал клад у толстой бабы Капы в огороде под старой вишней. Ох и влетело ему тогда от матери. Била она Вадьку шнуром от старого утюга. Он мне потом показывал красные выпуклые шрамы по всему телу.
Я бы от такой матери точно сбежал, а Вадик ее почему-то любил и даже жалел, когда она сидела облеванная на полу кухни, отравившись паленой водкой.
Когда нам было лет по двенадцать, он дежурил на заправке с ведром и тряпкой, приставал к мужикам, говоря жалобным писклявым, как у девчонки, голосом:
– Дяденька, давайте я вам стекло помою.
Мало кто отказывал худому оборванному пацану с мокрыми от слез глазами. К вечеру Вадик был богат. Он бежал домой, размахивая пустым ведром и придерживая грязной рукой мелочь в кармане.
Мне тоже хотелось иметь свои деньги, чтобы купить жвачку со вкусом клубники или мое любимое кофейное мороженное в стаканчике, но я не знал, как заработать. На заправку меня не пустил