несчастие притом
Свирепой шайкой чародея.
Но зубы стиснув, пальцы сжав,
Народ, от гнева задрожав,
Как обуянный силой чёрной,
Смелея к битве чудотворной,
Над потрясённой мостовой
Был озарён огнем пожарищ,
Впервые видя смерч угарищ,
Годиной смертной, боевой…
И ночь, которую не смею,
Мгновенным гневом возгоря,
Тревожить лирою своею,
Я видел в страхе, смерть коря;
Как будто грома грохотанье,
Рвалися бомбы и роптанье,
Бунтуя злобно вкруг меня,
Таило гневный глас с огня.
И от ужасных потрясений
Всё ж устоял ночной порой
Хоть не был вовсе я герой,
Безмолвьем полон с опасений.
И вот от боли присмирев,
Призвал на годы ратный рев,
Пускай далёк был миг победы,
Идя с боями через беды.
Гремело, выло тут и там
Велико поле роковое,
Войною грозной, боевое,
Служа России, словно храм.
В МРАКЕ НОЧИ
Дул ветер тихий. В мраке ночи
С какой-то страшной пустотой
Сидел я, не смыкая очи,
Печалясь горя теснотой.
Возможно, с горести глубокой,
Внимал любови одинокой,
Один у синего Днепра,
Тревожа сон и мир добра.
И вдаль глядел. Пред мной широко,
Под молчаливою луной,
Струился Днепр без волн порока,
Собой лаская шар земной,
На зло надменному фашизму,
На жизнь глядевшему чрез призму,
Звериной ревностью горя,
Что над Россией жглась заря…
Когда прожекторы блеснули
И грянул вмиг зениток гром,
Метнулись в высь светящи пули,
Ведя борьбу с воздушным злом.
Вот небо веером покрылось
И от лучей всё заискрилось;
Рвалися бомбы тут и там
По опустелым берегам.
Земля дрожала; звёзды ночи,
Глядя на землю с высоты,
Как обвинительные очи
Вскрывали вражески черты.
Качая тихо головою,
Сребристы тополи с молвою,
Как судьи, шелестом своим
Бранили горе миром сим.
Когда блеснули склоны, нивы,
Объемля сини небеса,
Метнулись огнища ленивы
И с тьмы багряна полоса.
С печали взор луны сомкнулся
И вод Днепра с трудом коснулся,
От блеска огненных лучей
Печаль полилась из очей…
НО НАШЕ ДЕЛО БУДЕТ ПРАВЫМ
Над омрачённою страною
Дышал июль войной земною;
C ним силы новые врага
Сломить пытался, как рога,
Отчизны славной храбрый воин
Великой почести достоен,
Чтоб жизни лучшие часы
Искрили снова для красы.
Горел Восток зарёю новой
С неизъяснимою основой;
И на равнине,