закрыл пышущее жаром лицо шейным платком и не заметил, как уснул. Когда пробудился, оказалось, что ветер унёс платок, но странное дело, его лицо оставалось в тени – он посмотрел вверх: высоко-высоко над ним парил иссиня-чёрный крест – медленно планировала распахнувшая крылья птица. Он приветственно помахал птице – «спасибо»!
Рейнхарт шёл от деревни к деревне, от города к городу. Он наслаждался неожиданно обрушившейся на него свободой. Земля пружинила под ногами, ветер ласково трепал волосы и охлаждал нагретый солнцем лоб. Ручьи смеялись его шуткам, деревья дарили ему прохладную тень, и верная птица ненавязчиво сопровождала его, куда бы он ни направлялся.
Глава седьмая. Ножи
Рейнхарт теперь уже не думал, как в детстве, что молоко черпают из колодцев, а хлеб растёт на деревьях. Он гордился, что мог зарабатывать на жизнь самостоятельно. Душа художника жила в теле Рейнхарта. Он и оружие, свои ножи, поставил на службу искусству. Ножи творили чудеса. Слава Рейнхарта бежала впереди него – в каждом городе его ждали. Когда он приходил и останавливался в приглянувшейся гостинице, его угощали, подсаживались к нему и считали за честь, если он соглашался выполнить заказ.
Рейнхарт думал, что самые простые повседневные вещи, окружающие людей, должны быть произведениями искусства, что в этом и состоит высший замысел создателя – чтобы красота, созданная руками человека, сопровождала его от рождения до старости. Из-под волшебных ножей королевича выходили чудесные вещи. Стоило ему только представить себе вырезанную из хорошего дерева, например, дверь семейного дома или колыбель младенца, или спинку кресла, как оба ножа вырывались на волю и, на мгновение зависнув в воздухе, принимались играючи вырезать выпуклые картины. В такой колыбели спал потом не королевский сын, а сынок кузнеца, и снились ему сказочные сны. На спинке кроватки подросшей дочери купца ножи вырезали берег моря, а по мелкой ряби морской глади неслись на всех парусах корабли с миниатюрными матросами на реях.
Для фермера и его молодой жены ножи Рейнхарта вырезали из толстых липовых плах большую кровать, которой позавидовал бы сам король: с обеих сторон изголовья были изображены прехорошенькие домики, приютившиеся на опушках леса перед стволами деревьев. Между деревеньками раскинулись бескрайние поля, и на переднем плане в каждом колосе можно было пересчитать зёрнышки, а вдали искусно вырезанное поле напоминало волнующуюся поверхность моря. Людям, которые смотрели на эту картину, казалось, что они видят, как клонятся под ветром колосья и поют вырезанные в ветвях деревьев птицы. Бежала в полях тропинка, листья подорожника, как живые, выступали за границы деревянной плахи. По дороге из одной деревни в другую шли люди – маленькие детки в капорах и платьицах, девушки с корзинами, полными ягод, женщины и мужчины, и даже маленькая аккуратная старушка со своим старичком-мужем.
Для золотых дел мастера ножи королевича вырезали из душистого кипариса ручку двери, да так искусно, так тонко, что взяться за неё хотелось каждому прохожему, не важно, было ли