существа с минимальным количеством Эфира.
– Это плохо. Он нужен живым. – Знакомый женский голос был тих, но он отчетливо слышал и различал нотки досады и злобы.
Раздался щелчок и грохот отодвигающейся двери. Она снова решила зайти. Он слышал её шаги. Чувствовал, как дурманящий запах лесных трав и цветов становился всё сильнее, а значит ближе. А потом ощутил невесомое прикосновение к щеке, от которого тело прострелило знакомой болью. По позвоночнику словно пустили разряд тока и существо до скрежета стиснуло зубы, сдерживая болезненный стон. Сейчас уже было легче. Эта женщина прикасалась к нему уже не в первый раз, потому за столько времени успел привыкнуть к этой боли и более—менее мог её терпеть.
– Сергей, открой глаза.
Её голос был таким отчаянным, нежным, умоляющим, что существо не смогло его проигнорировать. С трудом, преодолевая муть слабости и беспамятства, начал пробуждаться ото сна, пока не поднял тяжёлые от истощения веки. Женщина стояла так близко, что он ощущал каждый её вдох на коже, мог пересчитать каждую ресничку, каждую трещинку на искусанных губах. В глазах её читались вина и непонятная боль. Неужели она жалела, что пленила его? Раскаивалась?
– Сейчас я сниму с тебя путы, – тихо прошептала слова, которые существо никогда не ожидало от неё услышать. Сзади послышались проклятия и обвинения в безумии, но женщина их не слушала. Не мигая и не отрывая взгляда, она смотрела врагу в глаза и приближала ладонь к запечатывающей ткани. Сжала рисунок пальцами и резко рванула, с треском разрывая ткань и прекращая тем самым действие печати.
Тиски наконец разжались, опав вместе с цепями, позволив ослабленному телу упасть на пол. Запах застарелого пота и гнили, наполнил собой и без того удушливую клетку. От столь долгого пребывания в плотной ткани, перья успели сгнить или осыпаться в прах. Гной и слизь покрывали всё тело и, казалось, что вонь от них пропитала каждую его клетку. Адской болью прострелило крылья, ведь упал он именно на них.
Ослабленные кости хрустнули и похоже сломались повторно. Было больно. Жутко больно. Так плохо ему, пожалуй, было лишь во время первичной трансформации, когда крылья только начали расти и разрывать спину. У существа даже не было сил кричать. Он лишь отчаянно хрипел и слабо скрёб когтями по каменному полу, слыша, как круто развернулась освободившая его женщина. Деревянной походкой она ушла под гробовое молчание сопровождающих и как потом решётка его тюрьмы вновь заперлась на замок.
С того дня, заключение стало более щадящим. Еды приносили куда больше. Оставляли и уходили, осознав, что с рук он есть не станет. Правда начались другие повороты. Его стали часто чем—то усыплять и что—либо делать. Так, например, проснувшись однажды демон, как прозвали его надзиратели, обнаружил себя полностью отмытым от грязи и слизи, с обработанными ранами и фиксаторами на крыльях для лучшего их заживления и предотвращения смещения костей при движении.
В следующий раз он проснулся с чувством того, что в нём