пытается что-то сказать. О чем он говорит?
Шум отчетливый, явственный; странник почти у городских ворот… Кого же зовет эта громада? Почему ждет, надеется и тихо отчаивается?.. …Он наполовину известен… Он, волнующий, могущественный, жданный, – Кель Дельвинг… Но имя конечно ни о чем не говорит.
Он – тот самый предок.
Но это неважно…
Как же его узнать? Это невозможно.
Никто не знает его сполна.
Никто не может понять его.
Но он – то, что все мы, – не то чтобы знаем, – но – чувствуем, смутно догадываемся, постигаем… О добродетели.
Он и есть сама добродетель.
Взгляд его, когда он, въехавши в город, впервые бросил его в знакомую картину, остановился на плакате. «Справедливость восторжествует» висело, чуть колеблясь, на здании. «Что-то не так…» Он обошел, дошел до крыльца.
Это был трактир.
Внутри, в наполненном желтоватым светом солнца помещении, летала только пыль и не было посетителей.
Попросив выпить, он заговорил с трактирщиком:
– А что, братец, жизнь как? Что-то посетителей у тебя…
– Жизнь – никак. Посетители – не остались.
– То есть, как это?
– А вот так, будто бы не знаете.
Он промолчал. Вновь в душе шевельнулась непонятная тоска, но все еще без отчета.
Вдруг встрепенулся, как бы все поняв:
– А я, братец, только вернулся; но: да, все знаю. Потому и вернулся.
– Помочь, что-ли?
– А как тут поможешь? Впрочем, король у нас все еще есть, просто другой, новый.
– А к черту их, королей этих…
– Как? Как это к черту?.. – удивленно спросил посетитель. Затем, повысив голос и цепляя случайно рукоятку меча, серьезно проговорил:
– Вы хоть понимаете с кем разговаривайте, сударь? Я, я… – если вам вдруг неизвестно, – я – Кель Дельвинг. И… попрошу вас, уважаемый, не забываться из-за моей добро…
– А то?
– Как это: а то?… А то…
– Да… Пусть его, а то! До меня и без вас очередь дойдет, уважаемый.
Последнее слово тяжко звякнуло в ушах; чья-то голова полетела по облеванному спиртными полу. Конечно, это был только сон «уважаемого».
Он встрепенулся; кругом была все та же мгла, впереди все также горели огоньки, а «желтоватого света солнца», как и помещения, не было.
Проснувшись, он увидел, что уже совсем недалеко.
Не умаляя скорости, проскакав заставу, он обошел несколько плакатов и, задумчивым взглядом впиваясь в улицы, прямой дорогой правил к дому своей возлюбленной. Его приняли, несмотря на позднее время. Потому – ждали.
Спустя около семи минут, в роскошной гостиной, освещение которой было столь ярко, что в ней забывалось время суток, проистек разговор следующего содержания:
– Неужели я слышу Келя Дельвинга? Право, мир удивителен… Удивительно непостоянен.
На приличном расстоянии, на другом конце длинного стола, она сидела с прямой и ровной осанкой, совершенно непринужденно.
Он