Роан, снова будто разговаривая сама с собой.
– Ты дергаешь и жуешь свои волосы, Роан, – ухмыляясь, заявила Мойя. – Это знак, что в твоей прославленной голове что-то происходит.
Роан пожала плечами:
– Мало что.
– В твоем случае мало что может изменить ход войны. Положение вроде как отчаянное, так что уж прости, если я кажусь немного надоедливой.
– Ну, просто… – Роан уставилась на Трессу, словно обращалась только к ней. – Разве ты не говорила, что ключ может открыть любой замок в Пайре? Не только двери, да? А мы заперты.
– Образно выражаясь, – возразил Дождь. – Нельзя вставить ключ в нечто образное.
Округлив глаза, Тресса поднесла дрожащую руку к груди.
– Должно помочь.
Сунув руку под рубаху, она поспешно шагнула в луч света.
– Подожди, – остановила ее Мойя. – Что ты собралась делать?
– Не знаю, – призналась Тресса. – Может, просто приложу ключ к стене и помолюсь.
Мойя облизнула губы.
– Рано пока. – Она выглянула в окошко и стала натягивать лук. – А ну как получится, а нам ведь еще с Голлом разбираться.
– Получится, – заявила Тресса.
Мойя сдвинула брови.
– По правде говоря, я начинаю тебе верить, но это так раздражает. Почему Малькольм просто не пошел с нами?
– Не мог, – ответила Тресса. – Он мне об этом говорил. Он бессмертный. С Мьюриэл та же история. Сюда пускают только мертвых.
Этот сукин сын меня проклял, – вспомнила Брин слова Мьюриэл. – Подарил вечную жизнь. Я его ненавижу.
И тут все встало на свои места. Все фрагменты сложились в идеальную, ужасную, упорядоченную картину.
Мьюриэл сказала: «Я его ненавижу. Всеми фибрами души».
Мать Брин говорила: «Ни наше существование, ни мир не должны были быть такими. Мир сломан, и мы продолжим так существовать, пока его не починят».
Дроум поведал: «А потом жадность и высокомерие Уберлина положили всему этому конец».
Но главным изобличающим фактом было признание Малькольма в том, что это он сломал мир.
От следующей мысли Брин едва не задохнулась.
О, благословенная Мари! Да ведь Малькольм и есть Уберлин!
– Наверное, в этом есть смысл, – сказала Мойя.
Брин ошарашенно подняла голову, но быстро поняла, что Мойя отвечает Трессе. Не важно. Наконец она сообразила, что, по мнению Дроума, ей нужно было знать.
Малькольм – бог зла.
Дождь перестал долбить камень киркой и посмотрел на нее:
– Ты свободна.
Глядя в узкую щель, Мойя дожидалась Голла. Гигант не стоял на месте. Он бесцельно расхаживал туда-сюда, иногда останавливаясь без всякой видимой причины, а затем переходил на другое место. Одноглазое создание то и дело било себя по голове, кашляло или наносило удары по воздуху. Наблюдая за ним, Мойя пришла к выводу, что он не намного умнее камня.
Да еще этот его единственный глаз… По правде говоря, глаз более всего беспокоил Мойю. Мало того, что у него нет пары,