Мария Лебедева

Там темно


Скачать книгу

как будто бы про меня. Что это я такой ребёнок индиго, понимаешь. Что у меня аура синяя. Тесты говорили, что да. И вот я не знаю, синяя она или нет, обман, или в самом-то деле был там шанс на другое, или не было ничего, – говорит коллега. – Может, я бы вообще по-другому жила.

      Кира не может больше не слушать, Кира смотрит в упор, и приделанная улыбка понемногу сползает с лица. Если дать совсем вот немножко, возможно тогда, что ничего не случится?

      Фразы бегут друг за другом, нанизываясь произвольно, отвечая теперь тому, что не высказано в словах: то, что хочет услышать; то, что может утешить; то, что, в конце-то концов, позволит от Киры отстать.

      – Ты меня так понимаешь, – химической ядерной мятой выдыхает на Киру коллега, пятернёй хватает плечо.

      Кира вздрагивает всем телом, будто кнопку какую нажали. Рефлекторно отшатывается.

      Коллега сглатывает, хочет сказать ещё доброе. Боль, теснившая её, куда-то взяла да ушла, надо чем-то в ответ одарить. Она не умеет про это сказать, и всё тёплое, близкое остаётся в глазах, а вслух произносит, желая самого лучшего, вот прямо как для себя бы хотела:

      – Мужика тебе хорошего.

      Это значит спасибо, но Кире становится пусто.

      Кира успевает качнуть головой вслед коллегиной мощной спине, не то грозной, не то материнской. Чужая боль, крутившаяся неподалёку, нашарив вмиг пустоту, просачивается внутрь. Ненадолго становится тихо, обманчиво тихо, а после – без предупреждений, вот так вот прям сразу – начинается, третий звонок.

      Мелодия повторяется вновь. Одинокая волчица так и манит, проклятая, ох как же непросто с ними бывает.

      Сложно держаться, сложно держаться.

      Она прикрыла глаза, но и по ту сторону век тут же замельтешили лица, будто тьма стала памятью.

      Думает: не хочу смотреть сквозь. Притворяется: не понимает. Она не умеет, не надо.

      Секунда – чересчур резкий качок головы – перед глазами тысяча искр – рождается новая галактика – началось.

      В момент, когда сознание ускользает и начинаешь цепляться за обрывки реальности, важным становится что угодно: вдаль уносящийся смех коллеги; поролон, выбивающийся из раненого кресла; лунные отпечатки ногтей на тыльной стороне ладони.

      На кухне подтекает кран. Капли падают с грохотом, кажутся отлитыми из металла. С каждым новым ударом Кира моргает.

      Чайный гриб распустил щупальца, рвётся на свободу.

      Слышно, как там, сверху ли, снизу, внутри ли батареи – кто знает, – разговаривают соседи, и слов не разобрать, и голоса отдаются бряцаньем металла.

      Мир поначалу виделся полосатым, зарешеченным тёмно-русыми прямыми прядями, и спасительные полоски хоть чуть-чуть заслоняли свет, а после не стало ни света, ни темноты.

      Внутри головы говорили, перебивая друг друга, с десяток голосов, и невозможно заставить их замолчать. Ты существуешь одновременно во множестве тел. Ты чувствуешь то же, что и они.

      Что из этого «я» – та малая часть, которая просит прекратить её мучить, или те, что терзают