до продуктового. Мой брат купил газировку, чипсы, вино и еще что-то тяжелое. Девушка за кассой во всем обтягивающем была вежливой и с накладными ресницами. Мы пожелали друг другу приятного вечера.
Вернулись домой. Оказалось, что пасты нет. Я посмеялся. Все же надежнее было составить список. Я собирался уезжать, а про тебя так и не рассказал. Тут мой брат предложил остаться посмотреть фильм, «Трудности перевода» с грустным Биллом Мюрреем. Я остался. Ужинал чипсами с фантой. Просил разбудить меня, если начну засыпать, и отправить домой.
Мой брат тыкал в меня пальцем, тормошил за плечо. Потом положил на меня своего пса – старого, толстого джек-рассела. Я сказал, что просьба отменяется и будить не надо.
Проснувшись, чувствовал себя паршиво. Упрекнул брата, что он не разбудил меня, как я просил. Он оправдывался, мол, я отменил свою просьбу. Я сказал, что сонный я развел его, а он повелся на эту уловку, как додик. Мой брат предложил сыграть для меня на гитаре. Это было красиво и трепетно, словно я еще спал. Я спросил, его ли это сочинение. Он ответил, что да, и очень серьезно попросил не называть его додиком. Он талантливый музыкант. Совсем не додик.
Пора было уходить. Стоя в двери, я все еще не знал, как у него спросить. Я не мог признаться, что ты оборотень, он бы не понял. И это все-таки наша с тобой тайна. Поэтому я решил говорить иносказательно. Типа, ты хочешь переехать назад в Питер, а я нет. Из-за этого каждый месяц ты устраиваешь скандал, а иногда и чаще. Мой брат посоветовал тебя бросить. Мы обнялись на прощание. Я люблю его, но он ничего не понимает в отношениях.
Ты стала холоднее в постели. Ты говорила, что боишься потерять контроль. Что бы случилось, если бы прямо в процессе ты обратилась? Раньше ты не переживала за это, и я даже не думал, что такое может произойти. Может быть, дело во мне? Может быть, я перестал привлекать тебя, как раньше? Или так бывает во всех парах и нужно как-то проработать этот вопрос? Попробовать что-то новое? Ты утверждала, что проблема не во мне. Но я стал чувствовать себя менее уверенно. С каждым разом проявлять к тебе внимание становилось все сложнее и сложнее. Меня охватывала какая-то неожиданная робость, которую мне все труднее было преодолеть. Порой мои попытки заигрывать с тобой казались такими нелепыми, неуместными, как если бы заяц попытался пристроиться к облизывающейся на него волчице.
Я похудел, ты поправилась. Нас обоих это нервировало, но по разным причинам. Меня – потому что я стал хуже спать, не успевал позавтракать, убегая на работу, забывал пообедать, разгребая корпоративную почту, чаще курил и в целом ощущал себя обескровленным. Тебя – потому что ты превращалась все чаще. Сначала дважды в месяц, затем трижды, а бывало и еженедельно. Ночью ты могла за раз съесть целую тушу, которую я купил тебе на месяц вперед. И хоть я уверял тебя, что все, по твоим словам, лишние килограммы откладываются исключительно в правильных местах и ты становишься только сексуальнее, заверения зайца волчицу не убеждали.
А вот что беспокоило меня больше всего,