аттракционах, потешая гайдзинов, толпами мигрирующих по Японии. Уже туристами. Не к добру это. Да и сирена все никак не замолкнет. Может банк ограбили? Он шаркающей походкой двинулся к окну в надежде застать интересный процесс, при котором Токио–банк, через который он платит налоги, потеряет наличность.
Вся улица сияла от вспышек софитов, внизу было светло, как днём. Даже дождь не был помехой. У здания кафе человек двадцать в синей форме и в белых ремнях представляли токийскую полицию. Мигалки на машинах не выключали, отчего казалось, что наступил праздник. Среди людей в форме можно было различить пару гражданских лиц, эти были самыми опасными. Сотрудники розыскного отдела деловито опрашивали всех, до кого дотянулась узловатая рука закона, записывая их показания, практически не общаясь между собой.
– Сацу (полиция, жаргон), – презрительно прошептал Готано и отошёл от окна, расположенного на пятом этаже деревянного дома, достаточно старого, но ещё крепкого, как и он сам. – Не дали спокойно поесть.
Что ж, наверно, в этом есть какой–то смысл.
Он всегда и во всем искал смысл.
Если бы не тихий стук в двери, его рассуждениям не было бы конца. Вначале ему показалось, что он ослышался, но звук повторился и стал реальностью.
Наверно, Минори, она всегда приходит неожиданно, и, как правило, под вечер. Двадцать лет, а никакого ума. Только первый курс университета Тахо. А могла быть на третьем. Но два года пропустила.
– Сейчас, Минори, – и он поспешил на стук, с сожалением бросив взгляд на дымящуюся лапшу.
Если бы он знал, что увидит перед собой такую гору мышц, мысль о возвращении Годзиллы приобрела бы в его сознании реальные очертания, и он не открыл бы двери. Мужчина в проёме не был высок, хотя при росте самого Готано (он возвышался над землёй лишь на сто пятьдесят сантиметров), все, кого он видел рядом, казались ему Кинг–Конгами или Годзиллами. Мокрый от дождя гость внимательно посмотрел на старика.
Пронзивший до самой глубины души взгляд незнакомца был пристально насторожен, и в то же время в этих глазах–озёрах старик рассмотрел расправленный свинец, в котором отражалось его испуганное лицо. И мгновенно вспомнил слова отца Иакова. Вот оно, предсказанное ощущение, готовое стекать тёплыми струями по штанинам на пол.
Мужчина молча вошёл внутрь, несмотря на слабый протест, светившийся в глазах старика, и закрыл за собой двери. Снял обувь и сделал несколько шагов по циновке. В его поступке была своя логика, которую пытался понять Готано. Заметив быстрый взгляд на светившиеся, от полицейских мигалок окна он покачал головой.
– Аната–ва… – тихо произнёс Готано, давно не помнивший такого страха, заставляющего сжаться мышцы ягодиц. Свои годы он прожил, а чужих, ему не надо. – Я… думаю… ищут… вас?
Незнакомец чуть заметно кивнул, затем произнёс несколько слов таким тоном, что стало понятно: малейшее невыполнение приказа грозит быстрой расправой. Что–то давно забытое почудилось Готано в его словах, но пока понять этого он не мог.
– Закрой