поесть? – начала я отступление.
– Не надо. Пока вы гуляли, я оладушки пожарила, из твоего прокисшего молока. А повидло взяла с полки, на которой, кстати, пыли полно. Когда делала последний раз генеральную уборку?
– В прошлом году. Мы с Мишкой, вполне комфортно существуем без генеральных уборок. Они мне в больнице до смерти надоели, дай хоть дома от хлорки отдохнуть. И всё, давай закончим на этом. Я очень устала, и мне хочется, чтобы дома, со мной не случалось неприятного. Пошли есть твои оладушки.
Мы молча прошли на кухню, и я весь вечер, вплоть до сна, слушала нудные причитания стареющей мамы о том, что весь мир – неблагодарные скоты. Нет ни уважения, ни любви, ни понимания. Я же, просто молчала и думала. Думала и молчала. Когда легли спать, отключила сознание. «К чёрту всё» – мысленно произнесла я, и вырубилась.
III.
– Доброго дня вам, Анна Викторовна! – сказал Платон Анатольевич, растопыривая руки для медицинских сестёр, которые одевали на него хирургический одноразовый халат. Я стояла возле мойки, тщательно намыливая руки до локтя. Когда процедура переодевания в стерильное было закончено, я, уже находясь под одноразовой маской, разжала губы.
– Я очень надеюсь, что доброго, Платон Анатольевич, очень. Операция очень непростая, я бы даже сказала – уникальная. Пациент очень долго ждал, и молился на неё. Поэтому, давайте прямо сейчас решим, кто будет играть правой рукой, а кто на крючках постоит – сказала я и посмотрела ему в глаза.
– Я просто не имею право вам возражать. Конечно я буду стоять на крючках, а вы оперировать. В рану – лишний раз не полезу, будьте уверены – ответил он и сложил латексные руки в лодочку, в знак смирения.
– Ну что, тогда удачи, коллеги! – сказала я и перешагнула порог операционной. Павлов уже спал под наркозом, давление его радовало меня мерно пищащей дорожкой на мониторе жизнедеятельности, и даже операционное поле было уже подготовлено заботливыми девочками.
Я подошла к столу, и осмотрела операционное поле. Моя бригада, с которой я оперировала, всегда была вышколена, и слушалась меня безупречно. Не потому что я монстр, а потому что стратег. Ещё пять лет назад, когда по неосторожности, второй хирург, на моей операции полоснул полую вену скальпелем пациенту, а потом попытался зашить рану втихаря от меня, я заняла позицию главного бухгалтера, и выпросив у шефа немного денег, начала действовать. По моим правилам, любой «косяк» со стороны любого персонала операционной (врач или медицинская сестра, фельдшер или ординатор – стажёр) жестоко наказывались деньгами. Минус десять процентов с зарплаты. Причём – всем. Если операция проходит удачно, и бригада сработала на «ура», я платила плюс десять процентов с зарплаты. Вот такие правила. Многие хотели получить награду, и никогда больше, ни при каких обстоятельствах, они у меня не бедокурили. Плохо себя чувствуешь – вон из операционной, поругались с супругами – вон из операционной, чешется попа – вон из операционной. Когда прихожу к себе в кабинет, то беру цветные карандаши, и на ватмане зарисовываю квадратик. В течении