Пэк, пролетая над окном подвала с криком: «Да что за фигня-я-я?!» – зверёк всё-таки чмокнул с сомнением и неохотно выдавил:
– Только вот…
– Ну, ты же брат… – увесисто вдавил Глоб в сознание колеблющегося тему крутости дерзкого помысла.
– Вот-вот, закинь мыслю́! – сбившись на прозу, закивал Лум. – Ну, что он тебе сделает? Ты же брат!
– Попробую, – выдохнул шуршик, решительно махнув лапой.
…и был не прав!
В ту же ночь Большой Бло вышвырнул младшего брата из логова!
Раздавленные суровым негодованием чёрного гиганта, Глоб, Лум и Пэк лишь растерянно развели лапами и захлопнули древние ворота за́мка. Звучно лязгнул засов, ставя очередную печальную точку в биографии дерзкого воина, и без того полную крутых поворотов, стремительных падений и многолетних тяжелейших восхождений из немилости в милость.
Сплюнув заскрежетавший на зубах песок, шуршик сел, потирая ушибленное плечо, да глядя на усмехающиеся звёзды. В небе висела большая Луна, холодная и безучастная, как первобытный суслик, испустивший дух и наглухо вмерзший в лёд. Сложив лапы на коленях, ушастый изгнанник даже подумал о возможной закономерности некоторых событий с фазами полнолуния, затем стянул мордочку в принимаемое решение и сказал просто, как говорят все герои перед всеми основными событиями во всевозможных книгах о разнообразных приключениях:
– Ничего, ещё посмотрим, у кого коготок крепче.
глава вторая
Подойдя к дверям обеденной залы, где вечерами Толстина́ Глоб баловал стаю кулинарными изысками, Тихий Тук замер в немом оцепенении, ибо картина, представшая перед ним, выглядела удручающе…
Большого Бло не было, отсутствовал и его младший брат. Остальные сотрапезники сидели за огромным столом, с понурым видом склонившись над пустыми тарелками, что было им не свойственно совершенно, ибо ушастая братия славилась говорливостью, особенно вечерами, когда можно было прихвастнуть подвигами, содеянными в день минувший. Мухи беззаботно планировали над огромным котлом, всё увереннее сужая круги в ожидании момента, когда бульон остынет и можно будет устроить весёлые купания. Из котла же торчал половник Глоба и чьи-то, закончившие свой путь, копыта. Несмотря на пьянящие ароматы варева, над скуксившимися рыжими мордами витал призрак чудовищного проступка.
Чернушка вопросительно скосила гребешок и снизу вверх взглянула на своего хозяина. Полагая, что всеобщее «оцепенение» – есть традиция, она последовала примеру шуршика и тоже «оцепенела», выпучив оба глаза, когда же воздух в зобу исчерпался, решила добрать его, но непроизвольно кудахтнула, нарушив трагизм момента, а кудахтнув, испугалась и виновато втянула голову в собственную тушку. Только тогда братва покончила с критикой личностного роста и оборотила на вошедших грозные морды. Почувствовав, что им не до конца рады, дерзкая птичка спряталась за то́пы истребителя разбойников, дабы не привлекать к себе излишне