взгляд очень сильно по мне ударил: не злобный, а точно из глубины её глаз поднимались молчаливые мысли, что она думает о моём заточении со старым призраком или как там по-новому – с горгульей.
– Всё понятно, – невесело подметила Надя, – горгулья заставляет тебя носить это? – Надя имела в виду толстовку, но и ко всему прочему авторитарное управление бабули относилось правдиво.
– Да.
В тихом и кажущемся простым моём ответе она узрела невероятное приключение, которому беспрепятственно отдалась:
– Вот что! Носи толстовку, а перед школой заходи ко мне, будешь переодеваться, обратно также.
– Решение, что надо! – поддержала я, и всё равно было страшно. Забыли о чайнике, о горгулье.
Моё конспиративное преображение влекло нас обоих. Она выделила мне несколько своих кофт. Я была немного меньше её, щуплее. Физически меня надо было доращивать ещё год до её форм, хотя я на полгода её младше, но дело не только в этом: она довольствовалась не только тощими школьными обедами, частенько носила с собой мармеладки, пирожки… потому что никто не щадил «опекунские». Я не уверена, что она вообще знала, что такое «опекунские». И пусть дальше не знает: иначе она неминуемо станет такой, как я.
– … думаю, мы можем пойти немного дальше, – размышляла Надя, – У тебя волосы всегда вьются?
– Вьются.
Наши короткие перекидывания фразами проходили как игра. Надю это забавляло, а я не могла иначе с непривычки, и это для меня было подвигом.
– Надо немного подрезать, чтоб волосы ложились в хвост.
– Нет!
– Не пищи! Немного, на сантиметра два. У тебя ж волосы вьются – не особо заметно будет, – она схватилась за ножницы, которые, по всей видимости, были припасены заранее для меня. Неподалёку лежала косметичка – ожидать ли мне этого часа?
Её командорский нрав успокаивал меня, несмотря на сопротивление. Это человек твёрдой руки, знаний. Она как посмотрит – и горгулья свалится. Надя обладала здоровым инстинктом личных границ. Всегда боевая и ни минуты не была другой, но опекунские… и её бы уничтожили. Вёсельная монета, а жаль, что нет антидота, хотя, возможно, эта дружба таковым является – новым лекарством от взрослеющих бед… Я тряслась, как кролик над морковкой: думала о прозорливой горгулье, и очень быстро моё тело выдало, что мои думы потонули под порханием счастья: где-то глубоко из неизвестного омута Надя выдернула меня вопросом:
– Тебе плохо? Я закончила, – Ножницы последний раз щёлкнули, а Надя впилась в меня, как реанимация в покойника, – Элина, ты чего?
– Душновато.
– Ох, и правда, – Надя поспешила к окну, а я рада была, что быстро сыскала повод, чтоб не лечь под её расспросами.
– Смотри! – широкое портативное зеркало возникло у меня перед лицом, – «Недурно и совершенно естественно!», – отметила я про себя, моя благодарность Наде обогнала меня, и я по-настоящему заговорила:
– Наденька, как хорошо получилось! – подёргала я свои волосы в неверии, – и правда незаметно, и платье я буду носить, хоть завтра надену, а, нет… суббота же…