колыхалась в воздухе, а потом исчезла.
Ган ступил на снег и принюхался. Ветер бросил в лицо горсть снежинок, вперемешку с остывшим запахом Игривицы: ароматный дым печей, козий дух, хлеб, молоко, человечья кровь.
Деревня не интересовала слугу Властелина Зимы. В данный момент у него имелось особое задание, важное и неотложное. Отыскать ведьму. Всех ведьм, что, по слухам, по раздобытым немыслимым усилиями сведениям, собрались на пятилетний совет. Выследить их оказалось трудно, почти невозможно, даже тонкий нюх оборотня не помогал против магии, заговоров и чар, против волшебных зелий и трав, способных отвести любой взгляд и спутать любое чутье.
Никто из слуг Властелина Зимы ведьм так и не отыскал. Ган тоже пока не смог, но он не сдался и пошел иным путем: разнюхал про ведьминого ученика, который в отличие от самой ведьмы был не таким усердным в плане хитростей и уловок, а посему умудрился наследить на побережье. Там Ган и отыскал его следы. Жаль, куда они ведут, выяснить не получилось. Свой путь до заветного убежища мальчишка умело скрыл.
Зверь двинулся вдоль берега. Запах Игривицы стал отчетливее, ярче. Теперь стало ясно, что источник его – не случайный порыв ветра. Его на себе принес человек. Женщина. Дева. И запах ее с запахом ведьминого мальчонки перемешан.
Надо найти.
Мальчишку-ученика или деву. Хоть кого-то из них.
Бесшумным широким шагом Ган поднялся из-под берега к лесу. Там, глянув на омытую морем, заброшенную бурей на кручу черную коряжину, поднял руку и потребовал: «Дай коня!», и хитрый дух Хати-Йоремуне, владыка метаморфоз, послушался.
Встал конь посреди снежной поляны – безглазый, черный, корявый весь, со стороны на сторону перекошенный. Ног у него пять, ноздри три. И уши – одно посреди лба, другое на шею сдвинуто.
«Дай упряжь!» – новый приказ, и первая горсть снега, брошенная на глянцевую спину, стала седлом. Вторая растеклась по бугристой морде уздечкой, повисла на шее поводом.
Ган кивнул сам себе – сойдет – вскочил на спину коню, дал новый приказ: «Нюхай!». Деревянный конь ответил воем ветра и скрипом мучимого бурей леса, заскулил, застонал. Взял след и пошел по нему, утопив в снежных клубах уродливую голову.
***
Ученик отыскался неожиданно быстро.
Он стоял у лесной опушки и исходил искристым алым заревом. Это аура его пылала от лишних эмоций и чувств. Пылала так, что видно было издалека.
Ган сморщил нос, оскалил человечьи свои зубы. Гадость. Эмоции. Чувства… Глупость!
И слабость. А слабых жалеть нельзя. Ган вообще никого не жалеет, но таких, расчувствовавшихся, особенно.
Мальчишка поздно заметил всадника. Всполошившись, накинул морок и зайцем метнулся в сугроб, но Ган отследил движение и пустил коня рысью вслед летящей над снеговыми волнами зачарованной поземке.
Не уйдешь!
Поиграв с жертвой самую малость, – погоняв бедолагу под снегом, – Ган вскинул руку и ударил по воздуху наотмашь. Тут же грянул гром, и холодная яркая вспышка озарила сосновые кроны. Посреди