но сделать ничего не успел. Забирали его прямо из университета, прислав наряд из двух бойцов с пустыми глазами во главе с молодым младшим лейтенантом, наверное только что из училища. Юноша очень стеснялся своей роли, прятал глаза, но когда Вадим случайно поймал его взгляд, то стало ясно, что приказ юный офицер выполнит несмотря ни на какие обстоятельства. Если прикажут, подумалось Вадиму, то также застенчиво он пойдет убивать женщин и детей, ведь приказ есть приказ, не правда ли? Тем не менее, вручая повестку, лейтенант был предельно вежлив, патрульные не делали попыток взять оружие на изготовку и вообще все выглядело весьма достойно и мило. От него не только не потребовали заложить руки за спину, как полагалось в фильмах про сталинскую эпоху, но даже не приказали идти первым. Так они и шли меж лабораторных шкафов, подобные четверке закадычных друзей, один из которых был по странной случайности не вооружен и в штатском. Вот только почему сотрудники прятали глаза, когда он проходил мимо, о чем они думали? Лишь отчаянный Тошка Кривошеев громко ляпнул ему в спину: "Сбеги, Вадя! На первом же полустанке и сбеги!" Лейтенант затравленно обернулся, сфотографировал Тошку взглядом, но ничего не сказал. Следовало бы последовать мудрому тошкиному совету, но везли их не в поезде, а на автобусах и о побеге можно было только мечтать. Да и некуда ему было бежать.
Потом было ускоренное обучение, полностью выпавшее из памяти, “автобусная экскурсия" на фронт и вот теперь этот его первый и, скорее всего, последний бой. А сейчас он почему-то стоит, высунув голову из траншеи, ждет пули в голову и задает самому себе дурацкие вопросы. Неважно, промелькнула очередная мысль, все это уже совершенно неважно. Сейчас они дойдут до нашей траншеи и весь этот ужас наконец кончится. Я хочу видеть выражение их лиц, подумал Вадим, хочу понять, о чем будет думать убивающий меня, перед тем, как выстрелить. Сделать это оказалось нелегко, потому что веки наползли на глаза в малодушном желании не видеть приближающуюся смерть. Судорожным движением он заставил себя видеть и увидел лишь что люди на поле стали еще ближе.
Пронзительный многоголосый визг заставил его обернуться, но увидеть ничего не удалось, потому что в следующее мгновение он снова перестал видеть. Наверное он перестал и слышать, да и все остальные чувства отказали. Много позже он понял, что с ним произошло нечто похожее на перегрузку, навалившуюся на электронный прибор и зашкалившую его индикаторы, затолкав их за границу такой точной, но теперь совершенно бесполезной измерительной шкалы. После этого прежде такой умный прибор становится ни на что не годен и, по меткому определению того же Тошки, начинает "показывать погоду". И хорошо еще если не перегорят предохранители. Действительно, его "предохранители" с трудом выдержали внезапный удар. Сначала наверное была ослепительная вспышка и поэтому зрение мгновенно его предало, отключилось. И сразу же на него, ослепшего, навалилось нечто огромное, мягкое и раскаленное. Мягкое