кому отдам ее питомца. Она всегда очень тщательно проверяет тех, кто приходит к ней за котами.
– Взял бы, но у меня дома собака… – Арсений переводит тяжелый взгляд на Сёму и озабоченно сводит брови.
Итак, в копилку знаний: у него есть собака. Это мне на руку.
– Я могу забрать, – непринужденно веду к нужному мне решению.
– Правда? – недоверчиво переспрашивает он.
– Да, а что? – смотрю на него с вызовом.
– Не знал, что ты любишь животных, – прислоняется бедром к столешнице, словно этот разговор начинает его действительно интересовать.
Я не прям помешанная, но серьезно… кто может не любить животных? Лупоглазые рыбки не в счет!
– У сестры небольшой питомник. Одним больше, одним меньше… – поясняю ему.
– Питомник?
Черт. Он сейчас сложит два плюс два. Ну зачем сказала правду? Что за патологическая честность?
– Она с детства тащит домой всех побитых жизнью зверей. Как этот, – киваю на подбитого летчика с облезлым хвостом. – Добрая душа.
– У вас точно одни родители? – усмехается, гад!
– У тебя они вообще есть? – взрываюсь я. Но тут же жалею о вылетевших изо рта словах, Арсений меняется в лице и становится бледно-каменным, как изваяние. – Тебя явно не учили, как разговаривать с девушками, – добавляю тише.
– Не учили, – безжизненно бросает Шереметьев, отталкивается от стола и выходит в коридор. Кот, как мне кажется, бросает на меня уничижительный взгляд и семенит следом.
Черт.
Теперь я тут злодей.
Ну и как это вышло?
Вечер подкрадывается незаметно.
И не удивительно. Вы когда-нибудь пытались разобраться в дебрях экономических кризисов и дефолтов с нуля?
Лучше даже не начинать.
Я ни черта не понимаю.
Снимаю очки и зажимаю глаза пальцами. Мне больно. Больше, конечно, от собственной неспособности разобраться в темном лесу терминологии и скучных дат, но и глаза к концу дня можно выносить на блюдечке. Господи, зачем я все это затеяла?
– Остаешься? – спрашивает Ксюха, отвлекая меня от внутренних страданий. Я открываю глаза, кидаю взгляд на часы. Как же быстро наступил вечер.
– Нет, пару минут и тоже буду собираться, – откидываюсь на стуле и разминаю шею.
Нужно же забрать несносного кота! Да так, чтоб никто не заметил заныканную переноску. А значит, переждать побег коллег в родные пенаты.
Ждать долго не приходится. Заветные 18:00 действуют на людей получше тревожной сирены. Шуршат сумки, скрипят колесики отодвигаемых стульев, разносится звук выключаемой винды. А когда все стихает, я, наконец, вытягиваюсь в струну, разминая затекшие мышцы спины и, с громким стоном наслаждения, встаю с места.
Упс. Я все еще здесь не одна.
И Арсений, в отличие от меня, мое присутствие явно заметил. Смотрит своим «я сожру твои потроха» взглядом и не мигает. Уэнсдей на минималках.
Какого черта Шереметьев все еще тут? Разве его не ждет дома пес? Девушка? Мама?
Если подумать, я ничтожно мало о нем знаю. Ничтожно.