терпкое солнечное лето, и, казалось, его не убьет ни одна вьюга. Как на Литу – с теплыми дождями и рокотом сверчков. Я была путником, блуждавшим в метели, и наконец вышедшим на свет костра.
Тавернщик Рэйнар приветливо улыбнулся и махнул рукой. Он понимал, что я прихожу сюда, когда меня покидает радость, а душа словно покрывается коркой льда. Наверное, это тяжело – работать с людьми, которые заливают горе алкоголем. Особенно, когда знаешь их по именам, в курсе их дел, знаком с их семьями. Чтобы выдерживать такое, нужно остро и тонко чувствовать других. Меня он почувствовал с порога.
Тяжело вздыхая, я присела за стойку. Рэйнар, не произнося ни слова, наполнил кружку красным вином из Фаируса и подвинул ко мне. Его я любила больше всего. Оно всегда пахло Литой, виноградниками и музыкой. «Что на этот раз?» – горел вопрос в глазах тавернщика. Мне было непросто рассказывать. Чародеям при короле нельзя болтать о своих работодателях.
– Сегодня меня снова не захотели слушать. Только на этот раз он требует невозможного, и времени у меня мало. Не хочу навлечь на себя его гнев. Боюсь, в этом случае мне грозит нечто похуже смерти.
– Да уж, не думал, что главный жрец настолько тебя задевает, – Рэйнар хитро усмехнулся. В карих глазах заплясали озорные огоньки. От скопившейся в душе злости мне захотелось врезать ему по щеке. Выбить из него эту глупую простоту. Днем я служила в храме Триедины. Грубо говоря, храм был моим прикрытием, потому что у каждого чародея, появлявшегося в обществе, должна была быть работа. Иначе как ты себя прокормишь и на какие деньги купишь фаирусовское вино? Не сказала бы, что мне это нравилось, но выбора не было. Мама тоже служила богам, которых призвал в эти земли Эрдали Присон, кровью и огнем завоевывая Фелабелль.
– Я бы хотела у тебя кое-что узнать. Касаемо невозможности того, о чем я говорю. Мы сможем поговорить завтра ночью, когда «Хмельной котел» будет закрыт? Честное слово, мне так хочется тебя ударить, но я при всех не могу.
– Так ты хочешь личной аудиенции, чтобы меня избить? – он продолжал веселиться, улыбка не сходила с его лица. Мне бы его спокойствие и умение так жизнерадостно улыбаться во время зимы. Это раздражало еще сильнее.
– Хватит, пожалуйста. Мне в самом деле тошно, – прошу его и пробую вино на языке. Жар Фаируса расходится по горлу палящим солнцем и драконьим золотом. Что-то внутри успокаивается, тревога утихает и ложится спать.
«Ты никогда не умела разбираться в своих проблемах и чувствах. Конечно, проще ведь заливать их спиртным», – доносится откуда-то с кромки сознания голос отца. Морщусь и отставляю бокал.
– Ладно-ладно, прости. Просто хотел немного поднять тебе настроение. Видимо, сегодня это сделать не получится. Хорошо. Давай встретимся завтра. Я попробую сделать то, о чем ты меня попросишь.
Рэйнар откинул рыжие волосы с глаз и с интересом заглянул за мое плечо. Карие глаза сузились. Я знала этот взгляд и не любила его, многие наши разговоры на нем заканчивались. Он мог означать только одно: