я, спотыкаясь, возвращалась к «трамваю», мои ожоги пульсировали. Если бы я сразу же начала сотрудничать, мы могли бы вернуться домой…
Нет, я не попадусь в капкан его лжи. Эбнер вообще не собирался отпускать нас. Моя семья была всего лишь рычагом давления в этой порочной игре. Его козырем.
Как только мы вернулись в Павяк, охранники отвели меня внутрь. Это странно, но я даже была благодарна за их крепкую хватку. Резкая боль утихла, превратившись в тупую ноющую ломку, у меня не осталось сил тащить своё искалеченное тело по коридору. Но мне нужно было взять себя в руки, прежде чем мы доберёмся до камеры.
Меня допрашивали, вот и всё. Просто допрашивали.
Сосредоточившись на том, чтобы ставить одну ногу перед другой, я вознесла безмолвную молитву благодарности за то, что Эбнер не сломал мне ни одной кости и что следы пыток были скрыты одеждой.
До войны я благодарила Бога за мою семью, друзей и солнечный свет, и если что-то влияло на данные мне блага, я жаловалась на невезение, которое принесла судьба. У меня хватало наглости спрашивать Бога, почему Он позволил дождю прогнать солнце, как будто гроза была худшим, что могло произойти с девочкой. Но с девочкой могут случиться гораздо более страшные вещи: арест всей её семьи, допрос гестаповцами, абсолютная беспомощность перед будущим. Всё, что у меня теперь было, – это дождь, и я не знала, вернётся ли когда-нибудь солнце. Так что я нашла благословение среди грома и молний.
Когда в поле зрения показалась наша камера, я увидела, что моя семья ждёт в напряжённом молчании и только мама ходит взад-вперёд. Она, вероятно, расхаживала так с тех пор, как меня увели. Кислая вонь пота, мочи и рвоты окружила меня и смешалась с запахом крови и дыма. С запахом улицы Шуха. Я не могла их замаскировать, но ещё о чём-то я рассказывать не собиралась.
Кароль первым заметил меня, и его лицо просияло.
– Мария вернулась!
Охранники втолкнули меня внутрь. Когда я упала на пол, мама оказалась рядом со мной в мгновение ока, а затем она бросилась на охранников с леденящим кровь воплем:
– Ублюдки!
Надеясь, что смогу убедить своих родителей в том, что меня просто допрашивали, я выдавала желаемое за действительное.
Однажды мы ходили в Варшавский зоопарк и наблюдали, как смотритель кормит львов. Когда мужчина приблизился к вольеру, один лев бросился на него, но животному помешали прутья решётки. У меня не было сомнений в том, что если бы не эти прутья, работник зоопарка был бы мёртв.
Совсем недавно мамины светлые волосы были убраны в привычный элегантный пучок, но он растрепался, пока она боролась с охранниками, которые пришли нас арестовывать. Теперь её волосы ниспадали на лицо непослушными волнами, обрамляя дикие глаза и изогнутые губы, и она напомнила мне того льва. Мама была явно нацелена на то, чтобы вырвать кадык у каждого из охранников, и, вероятно, сделала бы это, если бы они не захлопнули перед ней дверь. Она схватилась за решётку, требуя, чтобы эти трусы вернулись