тоже все хорошо.
– Кто такой Винсент? – спрашивает Ганс и в следующую же секунду вспоминает слова Алекса о втором ребенке Кристеля.
– Мой сын, – улыбается Кристель, – родился всего три дня назад. Поэтому я и приехал – по такому случаю меня отпустили домой.
Ганс рассеянно кивает, погруженный в раздумья. Алекс выбрасывает ветку, оглядывается и укоризненно смотрит на Ганса, и тот сразу же понимает, что нужно делать:
– Поздравляю, – торопливо бормочет он и выдавливает улыбку – слишком напряженную, чтобы быть искренней.
Кристель разочарованно вздыхает:
– Значит, ты думаешь так же, как остальные.
– О чем? – спрашивает Ганс, все еще пытаясь изображать на лице радостную улыбку.
– Что в такие времена нельзя рожать детей, – отвечает Кристель.
– Нет, я никогда бы не подумал о таком! – восклицает Ганс, возможно излишне поспешно, излишне громко, излишне горячо.
Алекс приходит на помощь:
– Я хорошо знаю Ганса. У него всегда мрачный вид, даже когда он искренне радуется…
– Да-да, – бормочет Кристель, – я все понимаю. Быть может, вы и правы. Но вы не знаете, что значит быть отцом. Заботиться о семье. А у меня только одна жизнь, и я не позволю Гитлеру отнять ее.
Ганс не мог не заметить, что Кристель обращается во множественном числе, а Алекс виновато опустил взгляд.
– Я поздравляю тебя, – повторяет Ганс, и на этот раз ему удается улыбнуться. Кристель прав, нельзя позволить войне лишить нас всякой радости и уж тем более – самой большой радости на земле. Он вспоминает Рождество из Евангелия, Христа в яслях.
– Спасибо, – отвечает Кристель, и по голосу слышно, что говорит он серьезно.
Алекс поднимает веточку и рисует на снегу что-то похожее на счастливое детское личико или улыбающееся солнышко. Они идут дальше, бок о бок, начинается легкий снег, несколько снежинок попадают на меховую шапку Алекса и блестят, как волшебная пыль.
Время от времени Ганс настороженно поглядывает на Кристеля, однако тот больше не кажется обиженным, напротив, даже улыбается, словно погруженный в приятные мысли. Возможно, о Мише и его братишке.
На кладбищенской стене сидят и чирикают два тощих воробья. Как и всегда, Алекса на прогулку собирала дорогая Njanja, поэтому в кармане пальто у него лежат два больших бутерброда. Алекс крошит хлеб и бросает крошки себе под ноги. Воробьи набрасываются на них, как будто они хищные птицы, голод заставляет их забыть о страхе. Из-за стены слышен тихий перезвон колоколов, издалека доносится музыка. Похороны.
– Кстати, у меня тоже есть новости, – говорит Ганс, пока Алекс крошит и второй кусок хлеба, хотя воробьи еще не доели первый. – Моя сестра скоро приезжает в Мюнхен.
– Погостить? – спрашивает Кристель.
– Учиться, – отвечает Ганс.
– Она красивая? – спрашивает Алекс, не отрывая взгляда от воробьев. Это настолько неожиданный вопрос, что Ганс не может сдержать смеха. Воробьи взлетают, однако