подъемом аппарата, который жесткий шторм беспокоил не больше, чем собаку горстка блох.
Корпуса топтеров формой напоминали изогнутое тело стрекозы, и вид у них был слегка асимметричный и грубоватый, что характерно для инженерных достижений его страны. Найти два одинаковых судна оказалось невозможно. Их собирали механики из разных домов, и у каждого имелась теория о том, как сконструировать летательный аппарат. Однако основные принципы были схожи – круглая капсула с хвостом, два стеклянных портала вроде глаз насекомого, три огромных пропеллера слева, справа и на корме.
Они были неуклюжи, как пьяные шлюхи, и медлительны, как трехногие лошади. Не могли ни развить скорость, ни достичь высоты, где плавали неболёты Шимы, а еще постоянно испытывали катастрофические сбои. Экипажи топтеров называли аппараты летающими гробами, а пехота – крылатыми мертвецами.
Но, благословение Богини, они обладали способностью летать во время штормов.
И в такой день, как сегодня, это было единственное преимущество, в котором нуждались морчебцы. Крепость работорговцев притулилась на крутом холме, примыкая к неровному гранитному утесу. Башни оскалились тяжелыми сюрикеномётами. Любым осадным орудиям, отправленным на осаду твердыни, следовало быть изготовленными из металла, чтобы их не испепелило огнемётами, усеивающими крепостные стены с бойницами.
И даже если не загорятся штурмовые башни, то сидящие внутри люди вспыхнут наверняка.
Конечно, огнемёты сработают только в том случае, если в живых останутся работорговцы, которые ими управляют.
Флот топтеров, общим счетом почти сорок, неровным строем парил в пятидесяти футах над землей, раскачиваясь под порывами свирепого ветра.
Но вот ветер ударил посильнее, и какой-то топтер врезался в два других «собрата». Все три рухнули с неба и превратились в искореженные пылающие снаряды на булыжниках Кавы. Но остальные пробирались в воздушных коридорах над тесными улочками горящего города, приближаясь к крепости работорговцев и самураям, карабкающимся, как насекомые, по отвесным стенам.
Когда топтеры приблизились на расстояние выстрела, небеса взорвались градом сюрикенов и зарядами катапульт. Александр слушал ненавистный грохот и свист снарядов, и его мысли возвращались к тому дню, когда отца зарубили на стенах Мрисса. Топтеры продолжали падать, а люди превращались в протекающие мешки с окровавленным мясом.
Взрывы эхом разносились по мегаполису. Разбившиеся винтокрылы ярко вспыхивали, вздымая в высь столбы едкого дыма. Александр стиснул зубы, пробормотал молитву. Напряг слух. Прищурился. Он ждал, когда буря разразится по-настоящему.
Глухой потрескивающий звук обжег пространство между его барабанными перепонками, и губы Александра искривила мрачная улыбка. Из морды ведущего топтера вырвались яркие дуги невозможного сине-белого цвета. За ним последовало полдюжины других.
Ослепительные молнии летели из установленной на брюхе аппарата пушки, прорезая крепостные стены,