законного престола. Суворов с дозволения императрицы написал восторженное письмо к знаменитому предводителю Вандейцев, Шарету. Видя, как безуспешно германские войска боролись с республикой в первые кампании, Суворов досадовал, что императрица не хотела принять деятельнейшего участия в этой войне. Он даже официально просился волонтером в германские войска, действовавшие тогда за Рейном. 7 июня 1793 года Суворов написал прямо императрице:
«Всемилостивейшая Государыня! Ваше Императорское Величество, всеподданейше прошу, Высочайше повелеть меня, по здешней тишине, уволить волонтером к немецким и союзным войскам на всю кампанию, с оставлением мне нынешнего содержания из высокомонаршего милосердия»… (см. прилож. VII).
На это прошение государыня милостиво отвечала следующим рескриптом:
«Граф Александр Васильевич!
Письмом вашим от 24 июля (?), полученным мною сего утра, вы проситесь волонтером в союзную армию. На сие вам объявляю, что ежечасно умножаются дела дома, и вскоре можете иметь тут по желанию вашему практику военную много; и так не отпуская вас поправить дела ученика вашего, который за Рейн убирается по новейшим вестям, Я ныне, как и всегда, почитаю вас отечеству нужным…
Екатерина.
2 августа, 1793 года».
Действительно, вскоре понадобился меч Суворова: дела в Польше приняли такой опасный оборот, что императрица сочла нужным прибегнуть к мерам решительным. Начальство над всеми войсками в Польше предложено было сначала Румянцеву; но семидесятилетний фельдмаршал, дряхлый, истощенный болезнями и огорчениями, отклонил от себя такое тяжелое бремя. Суворов принял его с живой радостью. В то время ему было уже 64 года; при малом росте, сухощавый, несколько сгорбленный, имел он вид дряхлый; на голове его, рано поседевшей, оставалось лишь несколько клоков белых волос, собранных впереди локоном; лицо было в морщинах; но выражение его оживлено было умным, проницательным взглядом: маленькие глаза его сверкали огнем энергии; он сохранил необыкновенную для своих лет бодрость телесную и душевную; бойко ездил верхом; шутя прыгал и бегал; в походе не знал экипажа. Появление этого старика перед войсками, несколько слов его, какая-нибудь шутка, приводили солдат в неизъяснимый восторг. Одно известие о назначении Суворова главнокомандующим в Польше ободрило русские войска и встревожило неприятельские.
Действия Суворова в Польше были непродолжительны: в половине августа выступил он из Немирова, а в конце октября уже взял штурмом Прагу и торжественно вступил в Варшаву. Кровопролитный этот штурм, напомнивший ужасы Измаила, также ставился Суворову в упрек, как бесчеловечное побоище; но можно ли обвинять победителя в последствиях отчаянного сопротивления со стороны побежденного? Суворов со слезами благодарил Бога, когда депутаты варшавские явились к нему с изъявлением покорности и тем избавили его от нового кровопролития. Никто из виновников восстания