в руки. – Кто это так изобразил? – восхитился он.
– Денис, – пояснил полковник. – Представляешь, какой талант с нами рядом оказался?
– А-а, – Георгий с безразличной миной вернул рисунок на место. – Ты, того, не без способностей, – вяло выдавил он похвалу Денису. – Сегодня один поступил с ножевым ранением, – вновь оживился Георгий. – Говорят, в тяжелом состоянии.
– Тебе хватит терпения – дождешься, – грустно заключил полковник. – Ты бы пошел еще погулять. Дай отдохнуть немного.
Но Георгий и без этих слов уже был готов оставить их одних, энергично развернулся и вышел в коридор, а полковник еще некоторое время незлобно поносил его, заявляя, что, по его убеждению, он и слова доброго не заслуживает.
ВЕЧЕРНЯЯ ИСПОВЕДЬ
Вечер, без двадцати одиннадцать, сгущались сумерки. В палату через форточку проникала приятная свежесть пролившегося недавно дождя. Взошла почти полная луна, но еще бледная на фоне закатного неба. Умиротворенно шуршал ветер, лениво облизывая листья засыпающих тополей. Словом, стоял один из тех очаровательных летних вечеров, располагающих к чувственному восприятию уходящей ко сну природы. Денис стоял и смотрел на неподвижное облако, словно пришпиленное к нижнему краю бледного ночного диска. Но все же ему были не чужды соображения и более материального свойства: хотелось что-нибудь перекусить. За ужином он едва прикоснулся к еде, – все его внимание было сосредоточено на анализе разных событий этого длинного, как ему показалось, дня.
Приобретение способности распознавать эмоции людей он не мог назвать большой удачей. Хорошо ли носить потаенные мысли людей в своем кармане? Тут не только перестанешь предаваться романтическим грезам об искренности дружбы близких тебе людей, но и отвернешь у всех мало-мальское желание перекинуться с тобой словом. И их можно будет понять. А если молчать и прикидываться верящим каждому слову? Но сможет ли он вместить в себя бездну лжи без пагубных последствий для своего разума? «Ах, к черту эти мысли, – прикрыл он глаза. – Так можно и свихнуться. Лучше пойти на поиски чего-нибудь съестного».
Он с удовлетворением отметил, что нынче дежурила Люба. Тридцати лет отроду, среднего роста, прекрасно сложенная, с густыми черными волосами, перехваченными заколкой в виде бабочки, выразительными глазами она привлекала к себе не только своим женским обаянием, но и, словно врожденной, доброй улыбкой, умением выслушать и поддержать разговор с больным, который был для нее прежде всего уникальной личностью, а уж потом пациентом.
Она сидела за столом с включенной лампой, рассматривая в зеркале что-то на виске. Запоздало заметив постороннего, она резко отвернула от себя плафон, в потоке света оказались снимки в журнале: пальмы, пляжи какой-то далекой, теплой страны.
– Извините, что побеспокоил вас, – Денис обратил к ней поднятые ладони.
– Ничего, – ответила она рассеянно. – Что не спите?
– Честно говоря, есть хочется.
– Так все уже закрыто, какая еда. И вообще на ночь не надо есть. Потерпите до утра.
– Можно