незыблемый и всегдашний.
В этом отношении Европа, не совсем понимая наши национальные идеалы, то есть меряя их на свой аршин и приписывая нам лишь жажду захвата, насилия, покорения земель, в то же время очень хорошо понимает насущный смысл дела». [20]
Достоевский уверен, что русский народ понимает цель существования России как сохранение вселенского православия. Поэтому России не избежать движения на Балканы для освобождения славянских народов. Достоевский смотрит дальше. После освобождения, по его мнению, может начаться объединение славян, как пролог к единению вообще всех православных народностей. Конечной целью писатель видит всеобщее братство, всеобщее единение человечества.
Писатель рассуждает о возможных контурах этого всеславянского (или даже всеправославного) союза – объединения, которое должно быть не только и не столько политическим, сколько духовным, что возможно лишь при условии свободного волеизъявления всех, готовых вступить в этот союз. Такое объединение видится ему прообразом будущего всеобщего всепримирения народов, способного послужить преображению самого человека. Россия, по мнению Достоевского, может и должна выступить движущей силой, ядром такого всепримирения. Похоже, что именно в этом Достоевский видит великую миссию русского народа.
1876 июнь. «И не тот же ли это чисто политический союз, как и все прочие подобные ему, хотя бы и на самых широких основаниях, вроде как Соединенные Американские Штаты или, пожалуй, даже еще шире? Вот вопрос, который может быть задан; отвечу и на него. Нет, это будет не то, и это не игра в слова, а тут действительно будет нечто особое и неслыханное; это будет не одно лишь политическое единение и уж совсем не для политического захвата и насилия, – как и представить не может иначе Европа; и не во имя лишь торгашества, личных выгод и вечных и всё тех же обоготворенных пороков, под видом официального христианства, которому на деле никто, кроме черни, не верит. Нет, это будет настоящее воздвижение Христовой истины, сохраняющейся на Востоке, настоящее новое воздвижение креста Христова и окончательное слово православия, во главе которого давно уже стоит Россия. Это будет именно соблазн для всех сильных мира сего и торжествовавших в мире доселе, всегда смотревших на все подобные „ожидания“ с презрением и насмешкою и даже не понимающих, что можно серьезно верить в братство людей, во всепримирение народов, в союз, основанный на началах всеслужения человечеству, и, наконец, на самое обновление людей на истинных началах Христовых. И если верить в это „новое слово“, которое может сказать во главе объединенного православия миру Россия, – есть „утопия“, достойная лишь насмешки, то пусть и меня причислят к этим утопистам, а смешное я оставляю при себе….может ли ум человеческий вполне безошибочно предсказать и судьбу Восточного Вопроса? Где действительные основания отчаиваться в воскресении и в единении славян? Кто знает пути Божии?» [21]
Хоть