буквально утром заявил Рустам.
Не промолчал он и сейчас:
– Пошли, Сема, я тебя с гранатами подстрахую. Специально для таких случаев парочку держу.
Они вышли, а Глеб продолжал смотреть на огонь. Возможно, и прав Рустам: не все так страшно, как он к тому себя готовит.
«Что-то долго их нет», – подумал он, когда снаружи послышались встревоженные голоса. Подхватив автомат, он пинком открыл дверь, одновременно щелкая затвором. Пурга несколько утихла, сумерки еще не сгустились, и потому он сразу увидел обоих. Рустам с оружием наготове крутился по сторонам, ну а Семен… Семен нес на себе какого-то человека.
– На стол его клади, на стол, – скомандовал Чужинов, когда все они оказались внутри дома.
Прямо над столом располагалось длинное, узкое, в одно бревно, окно, и хоть какой-то свет оно еще давало.
Взявшийся непонятно откуда человек был жив, хотя висел на спине Поликарпова огромной тряпичной куклой. На его одежде Глеб не обнаружил ни следов крови, ни повреждений. Вот только самой одежды на нем явно было мало для такого времени года. Ватные штаны, рубаха, на ногах шерстяные носки грубой домашней вязки и все.
– Братан, ты откуда такой? Что случилось? – тряс его Джиоев. – Еще кто-нибудь есть? Глеб, он весь обморозился.
– Вижу, Рустам, вижу. – Кисти рук у незнакомца выглядели мертвенно-белыми. Как и уши, нос, щеки.
Говорят, что при обморожении наступает самая легкая смерть. Когда тело перестает чувствовать холод, приходит сладостное забытье. По всему телу распространяется тепло, а грезы становятся настолько явными, что человек уверен, будто с ним все происходит на самом деле. Заснет он с блаженной улыбкой на лице и уже не проснется. Блаженная улыбка играла и на лице этого человека.
«Вряд ли и с ногами дело обстоит намного лучше», – подумал Чужинов, сдирая с незнакомца носки, чтобы через мгновение убедиться в том, что прав.
– Семен, ставь чайник! – через плечо бросил он.
Отогревать замерзшего необходимо постепенно, и ни в коем случае не растирать, а вот теплое питье ему нисколько не повредит.
Наконец человек пришел в себя, открыл глаза, посмотрел вокруг непонимающим взором: где я? что со мной? И тут его затрясло крупной дрожью, так, что зуб на зуб не попадал. Казалось – миг, и они рассыплются осколками. Выражение лица с блаженного переменилось на мученическое, а сам он испустил протяжный стон.
«То ли еще будет, – подумал Чужинов, осторожно перекладывая человека на нары и прикрывая собственной курткой. – Скоро придет настоящая боль».
Видел он, как кричат от боли взрослые мужчины, когда к телу возвращается чувствительность. Да не просто кричат – орут благим матом.
– Ты меня слышишь? – обратился к незнакомцу Глеб, обнаружив, что его взгляд стал осмысленным.
Тот, не преставая дрожать, часто закивал головой: да.
– Ты был один?
Возможно, поблизости есть еще человек,