s>
Милый дом,
Где рождение справляют
И навеки провожают всем двором.
Время, время – кружат снеги,
И разъехались соседи кто куда.
И когда дома сносили,
Мы с тобой, мой друг, шутили:
«Не беда».
Раз в году письмо скупое,
Поздравленье с Рождеством и долгих лет.
Ровно восемь диких строчек
И другой какой-то почерк.
Всем привет.
Лишь во сне приходят лица,
Не узнать и половины. Ярок свет.
Год прошёл, почтовый ящик
Открываю – две газеты.
Писем нет.
(Кирилл Крастошевский, муз. Юрий Варум)
К читателю
Этот рассказ про Городок и его некоторых жителей в средней полосе нашей бескрайней страны.
С его обитателями происходили совершенно неожиданно для них непредсказуемые происшествия.
Мои герои проживают страшные оккупационные времена. Кому-то везёт, он остаётся жив. Кто-то менее удачлив. В общем, если серьёзно – это про то, как любовь, обыкновенная любовь, выручала, спасала да и давала жизнь следующим поколениям.
А чем закончится? Светом в конце тоннеля. Страшного, тёмного, ужасного оккупационного тоннеля – в конце его должен быть свет. Иначе зачем жить?
Все действующие лица вымышлены.
Совпадения – случайны. А может…
Реалии и мифы Городка
Я вернулся в мой город,
Знакомый до слёз.
Каждое городское поселение, будь то столичный город или провинциальный, имеет своё лицо. И определяет его не местоположение, не природа, не архитектура, а живущие в нём люди. В Санкт-Петербурге они спокойны, в меру важны, порой чванливы, одеты модно, но неброско. Атмосфера города наполнена галантностью, лёгким флиртом и мимолётными увлечениями под звуки вальсов и гавотов.
В Москве совершенно иной уклад. Народ московский в меру суетлив и своего не упустит. Купеческая душа требует и трактиров, и ресторанов особенных. Да чтоб наряды жёны шили у самых модных французских портных на Кузнецком мосту. А уж посплетничать и слушок какой пустить – самое любезное дело. А ещё любит народ московский всякие обсуждения. То есть по-простому – сплетни. Тут уж достаётся всем и всему. И похоронной конторе, и купцу Хлёнову, что завёл у себя гарем и детей всех на себя записывает. Да что там, народу, особо женского полу, поговорить да и слушок какой пустить – самое разлюбезное дело. А уж рассказать, как купец Мохрен Иван Степанович со товарищи в метрополевском фонтане полового купал заместо белорыбицы, – милое дело. Может, всё совсем не так было. Может, просто икрой мазнул рубаху официанта, а уж раздули. Чё говорить – Москва.
В городках уездных этого всего не было. Городки были тихие, по-разному построенные и обихоженные в зависимости от нрава городского головы. А городской голова зачастую мог быть и не самодуром, и не выпивохой и даже не брать мзду малую от купцов и подношения от людей иудейска племени.
В нашем Городке во время оно голову отметила даже государыня Екатерина Алексеевна Великая.
Выговаривая как-то князю Бурятинскому за мздоимство, Екатерина привела в пример одного дворянина. Голову нашего Городка. Мол, и титулов никаких не имеет, а всё бьётся для Городка, внимания даже на своё семейство не обращает. А больницы и бани функционируют.
– Дак, матушка, конешно, – отвечает князь Бурятинский. – Ему княжеский выезд и хоромы отцовские содержать не надо. Вот сделай ты его князем, увидишь.
Екатерина Алексеевна провела эксперимент – сделала городского голову бароном.
Ой, что тут началось!
Ведь Глафира Ильинична, жена головы, сразу стала баронессой и объявила, что по четвергам в доме барона будут проходить рауты с романтической музыкой. Тут же пошёл слух, что нынешний барон, бывший ранее просто дворянином Мещеряковым Иваном Семёновичем, за барский титул ох сколько в Петербурх занёс! Знамо, мы без мостовых и останемся. И лужи не осушат. А туалеты уже не первой и даже не пятой свежести. Во-о-он куда идут наши денежки!
Конечно, слух до императрицы дошёл быстро. Особенно в отношении взяток. В Городок были отряжены трое «волкодавов» государыни. Всё разведать и особо узнать, кто же марает имя ея величества.
Тройка в Городке пробыла три недели, оставив после своего визита двух болтунов, испытавших, что такое дыба. Да одного купца, он через два дня «расспросов» просил забрать в казну всё своё имущество вместе с шинком. Только пощадить живот. Купец признался, что наговорил всякого по причине излишнего пристрастия к змию зелёному. А болтовня его учинена от злости и зависти к бывшему соученику, ставшему бароном, тогда как он остался каким-то купцом. Клялся всеми святыми,