Сейчас 48-й в самый раз. Мне выдали 56-й. Зачем, говорю, мне 56-й, если у меня 52-й? Ответили, дескать, бушлат нужен такого размера, чтобы в студёную ночь и себя можно было накрыть, и коня. Жаль только, что коня не выдали.
В том бушлате через неделю заблудился. Сильно похудел. Ходил, как Филиппок в отцовской шубе, пока не купил нужного размера.
Резиновых сапог в этот раз не выдавали. Из обуви только кроссовки «Лёва»[2] – мультикам. Как ни странно, подошли. Хожу, не снимая. Зимой давали такие же. Не сумел привыкнуть. За неделю ступня превратилась в сплошную кровяную мозоль. Сейчас в кроссовках нога чувствует себя хорошо. Есть берцы, лёгкие. Покупал вместе с камуфляжем.
10 июля, под вечер
Организму нужно две недели на адаптацию. Потом становится легче. Привыкаю. Гоню мысли о домашнем уюте, чтобы не так тоскливо было. Возможность позвонить на большую землю есть. Надо подойти к командирам, попросить. Просить не хочется. Да и звонить тоже. Сомневаюсь, что разговор с большой землёй даст мне сил. Наоборот, могу расклеиться.
После караула вздремнул на часик. Вышел во двор, там Калуга сидит и бормочет: «Ангел-хранитель, ангел-хранитель…»
Штаны задраны до колен. Ноги распухшие. Костяшек не видать. Несколько дней назад на полигоне схватил тепловой удар. Плюс тридцать жара, мы в тяжёлой броне, плюс БК. Он оставил на базе кепку, бегал в шлемаке. На перекурах снимал шлемак, чтобы не так жарко было. Результат налицо. Вернее, на голове. Отрабатывали эвакуацию на реальном трёхсотом.
– Ничего себе, – говорю, – как у тебя ноги распухли.
– Бухал на гражданке… поэтому, наверное.
По Калуге видно, что был не дурак выпить. Под глазами мешки. Лицо застыло в похмельной гримасе. Щёки отвисшие.
– Я бухал, – продолжает. – Ну, как бухал? После работы вечером. Немного, потому что утром вставать. На выходных пил нормально так. Все выходные пил. Потом опять пил, немного. После работы. Почки посадил. Печень. Ноги опухают. Но я разве виноват, что у меня ноги опухают?
– Освободили от б. з.?
– Да. Бухал я на гражданке. Теперь ходить не могу. Вернусь – пить не буду. Ангела-хранителя нельзя подводить и гробить себя почём зря. Понимаешь, Огогош, такая жизнь. Работа тяжёлая, денег мало, перспектив никаких. Живём с женой сами не знаем зачем. Но зачем-то ведь живём? И ангел-хранитель у меня есть, оказывается.
– И я вчера про него думал. Но может, – кивнул на небо, – нас берегут для чего-то более страшного.
– Берегут для чего-то более страшного? – Калуга повторил за мной и побледнел. – Пойду лягу, ноги вверх подниму – может, опухоль спадёт.
10 июля, вечер
Страх. Взял его, будто вещь какую, и разделил на три части, важные для спокойного существования. Определил для каждой своё место в голове. Боюсь: подвести, сломаться, бессмысленно погибнуть.
Стоп. Зная (хорошо, предполагая), какое количество людей молится за меня, погибать – подло. Даже со смыслом. Всё равно что подвести их.
Первый и последний страх положил на одну полочку. Так надёжнее.
11 июля, обед
С