сказки про корабли, что плывут без ветра, а потом рассказывал про берега из чистого мела, а после через несколько часов они действительно проплывали мимо сверкающих белезною скал.
Сестра же воспринимала любые слова принца как что-то обычное. Над Нефертити Беренмут откровенно посмеивалась:
– Какая разница есть что-то или нет? Интересно же рассказывает!
Свита наследника же казалось вообще того не слушает никогда, служа декорацией, а Аменхотеп так и проводил дни под навесом, почти не появляясь и даже не общаясь со своими же друзьями. И вскоре стало понятно почему.
Ведь всего в дне пути от цели к как всегда высматривающему что-то вдалеке Тутмосу и сидящим там же сёстрам подошёл Хорэм и печально сообщил:
– Мой принц! К сожалению, мы вынуждены развернуть корабль не останавливаясь в Хатти. Ваш брат, Аменхотеп, очень болен. Мы так же вынуждены просить уважаемую госпожу Нефертити оказать помощь жрецу в уходе за принцем. Мы не знаем точно почему, но он не подпускает к себе практически никого, однако ваше имя сквозь бред мы смогли расслышать.
– Но я не служитель, я не владею умениями врачевателя! – удивилась Нефертити.
– У нас нет выбора, и как вы понимаете у вас тоже. И нет, господин, мы не можем уставить вас тут, даже если вы мне это прикажете! – ответил сразу всем, а может и самому себе слуга. Корабль, не смотря на устроенную Тутмосом истерику, начал разворот. А Нефертити вновь, как и в самом начале пути чувствовала полную растерянность и непонимание.
– Надо было его ещё в Египте закопать, – буркнула рядом стоявшая Беренмут. – Одни проблемы от этого вашего Аменхотепа. Ещё и Тутмоса расстроил. И тебя. И меня. Вот последнего я ему точно не прощу!
– Беренмут! – возмущённо воскликнула Нефертити, как всегда это делала, когда сестра слишком многое себе позволяла. И эта обыденный, привычный элемент как будто её взбодрил.
– Ладно, по крайней мере мне теперь есть чем заняться… а врачевание в процессе освою. Что-то же я помню…
– Ты только когда над принцем будешь издеваться, лицо грустное делай, будто переживаешь! – подсказала Беренмут.
Нефертити гневно на неё взглянула и поспешила к больному. Хотя в глубине души слова Бер имели очень и очень яркий отклик. И лишь природная правильность Нефертити отделяла его от чего-то ужасного.
Обратное путешествие в Египет оказалось совершенно не похоже на неторопливое плаванье в Хатти. Остановки на ночь были краткими, часто прямо в порту. Принц Тутмос пытался было хоть как-то повеселиться, но его свита технично и явно привычно затирала королевского отпрыска в угол, отвлекая всякой ерундой.
Нефертити же сбивалась с ног. Аменхотеп бредил, не узнавал никого и не давался в руки. Служитель-врачеватель откровенно опасался подходить к буянившему второму принцу, что внезапно оказался наделён недюжинной силы. Если требовалось чем-то напоить Аменхотепа или начертать защитные символы, то звали или личного жреца Тутмоса, что поднимал незадачливого больного в воздух и держал там до конца процедуры,