о том, что он есть. Моряки разных стран, английские докеры, аргентинские шахтеры, даже те, важные, в столицах, имеющие такое образование и манеры, которых у мистера Вэна никогда в жизни не было.
Протрубил на военном корабле вечерний рожок, означая правильный заход солнца, через несколько минут и сам оранжевый шар упал на нить далёкого горизонта.
Мистер Вэн вздохнул, опустил напряжённые плечи. Постоял у окна, перешёл к столу, перенёс откатившийся в сторону карандаш на положенное тому место.
Помедлив, сел. Достал из стола толстую тетрадь в кожаном переплёте, попробовал читать, листая. Отложил. С излишней осторожностью, почему-то оглянувшись на дверь, отыскал в нижнем ящике стола очки и неуверенно устроил их на переносице.
Набрал телефонный номер.
– Добрый вечер. Мне необходимо услышать Аду. Да, рекомендовали…
После недавней смерти жены он часто вспоминал их общую юность – и всегда мрачнел от осознания потери. Лучше её не было… Никого, кроме жены, не было в жизни мистера Вэна.
Он, начинающий журналист, и она – рыжее счастье.
Он, обнимая по утрам весь мир, покупал для неё маленькие чудесные цветы у добрых торговок на ближних рядах, а она, смеясь, всегда и при всех утверждала, что случайно нашла себе самого лучшего.
Он пытался тогда быть писателем – и рукописи в карманах его плаща не слишком часто встречались с медными монетами.
Угнетаемые невозможностью жить так радостно, как требовала их молодость, они решились, и он ушёл в рейс, в Атлантику, на путину. Три месяца удивлялся в редких письмах, что деревянные бочки в трюме сейнера пахнут лесными грибами и осенью, а когда под конец чуть не сошёл с ума от горя разлуки, поклялся и ей, и себе, что всегда – понимаешь, всегда! – они будут вместе.
Он обещал ей всё-таки стать известным, для заработка днём гнул спину на разгрузке портовых вагонов, а вечерами на крохотной кухне писал про океаны…
Потом были громкие и отчаянные дела в профсоюзах, затем – собственный бизнес. Он рвал конкурентов, мстя всем за голодное начало собственной жизни и за бедные платья её, когда-то восемнадцатилетней.
Два месяца назад, в минуту, последнюю для принятия таких решений, он, очнувшись от наваждения обыденных дел, распорядился сбить уже готовые стальные буквы с бортов нового танкера, построенного на его верфях и полностью готового к спуску на воду. Распорядился назвать корабль именем жены. Зачем? Пожал плечами. Чтобы помнили… Кто?
Детей у мистера Вэна не было. Только по этой причине он слишком часто вытирал ее слёзы грустными весенними вечерами.
Чтобы помнили? А сам?! Что сделано, чтобы не забывать, чтобы исполнить обещанное ей когда-то?
Приняв решение, он стал чувствовать, что нетерпелив. Не обманывал, не льстил собственному голосу, не уговаривал себя выдавать многое забытое за правду. Просто понял, что может написать книгу. Для неё, о ней, о них…
Тысячи ярких мгновений, когда-то удививших его и вскоре ненужно