ближе место, тем четче восприятие. Ну вот… мы, стало быть, втроем… не втроем, больше было, но… и Медведь в поддержке. Была задача двигаться вдоль линии фронта, особо не высовываясь. Просто сопровождение. Ну а мы с Одинцовым так, на всякий случай. И для локальной разведки. Мы тогда вышли к деревеньке. Как ее там… – Она чуть морщится.
Но это игра. Не забыла.
Никто не забудет место, где его едва не убили.
– Шумилино. Точно, Шумилино. Десяток дворов. И Неман, через который надо переправиться во что бы то ни стало. Вот… аналитическая сводка имелась, но толку-то с нее. Там все менялось очень быстро. Конец войны. Вроде и сил у них нет, но загнанная в угол крыса дерется куда как яростнее.
Зима свернула на боковую улочку.
– К дому ведите, – подсказал Бекшеев. – К моему.
– Уверены?
– Больницы у вас нет.
– Ну… есть флигель. У доктора. Он там особо тяжелых держит, но, по-моему, давно уж никто не попадал. Тут у людей здоровье крепкое.
– И мертвецкой нет.
– Можно в трактир сунуться. У них ледник. Или на фабрику. Артефакты для рыбы держат.
А вскрытие тоже на фабрике? Да и артефакты смажут общую картину.
– Участок ваш я тоже видел, там толком ни места, ни оборудования. – Зима обиженно запыхтела. – А дом большой. И матушка как раз багажом занималась. Будет рада отвлечься. – Теперь на него посмотрели с недоумением. – После… несчастного случая она не рискует оперировать живых. А вот с мертвыми управляется отлично. И точно скажет, что с вашим знакомым случилось. Настолько точно, насколько это возможно.
И снова посмотрели на Бекшеева с сомнением, но спорить не стали.
Как и продолжать разговор, свернувший не туда.
Ничего, он найдет время и для него. Все-таки личные дела и личные впечатления – это немного разное.
Барский Фрол Аксютович. Сорок восемь лет. Мещанин, родом из Менска. Инженер. Уровень дара – средний. Мобилизован в первые недели от начала войны.
Специализация – саперное дело.
Не женат.
Родни не имеет. Не осталось. Мать и братья погибли там, в Менске. Отец остался где-то недалеко, хотя по сей день числится пропавшим без вести. Барин мог бы подать прошение о признании мертвым, но не подает.
Все равно?
Или как прочие спешит отстраниться от той жизни, сделать вид, что вовсе ее не было? В нынешней Барин носит чесучовые костюмы и шелковые галстуки. Рубашки его белы. Запонки поблескивают драгоценными камнями, пусть бы и не огромными, но все одно не такими, какие можно позволить себе за жалование жандарма.
Живет на съемной квартире. Платит регулярно. И регулярно же запивает. Впрочем, тихо, и это уже многое.
И… все.
Пожалуй.
У Барского холеное лицо с очень правильными чертами. Он зачесывает волосы гладко, смазывая их воском. Закрашивает седину. И гладко бреется, оставляя лишь тонкую нить усов. Привычки у него своеобразные. Неспешная речь, преисполненные чувства собственного достоинства жесты. И выглядит моложе своих лет. Такой бы понравился женщинам.
– Эй, – из