начинал остывать. Он понял, что ничего с Юлей не сделает. А что тут сделаешь? Он действительно повел себя некрасиво. То, что Юля в свои тридцать с копейками осталась наивной дурехой, верящей в принцев, не избавляло его от ответственности. Он старше, опытнее, пережил два гражданских брака, держал попугая… и он должен был осознавать степень своего цинизма, когда покорял вершину, которую и покорять-то нечего. Не вершина, а холмик от кротовьей норки.
Евгений остановился возле цветочного павильона на углу Труда и Свердловского. Здесь он покупал Юльке первый букет, ее любимые хризантемы и ромашки. Она так расчувствовалась…
– Твою же мать, – сказал Евгений, сбросил с головы капюшон и взглянул на небо. Сегодня было ясно, но чертов челябинский смог портил всю малину.
09:16. Чебаркуль
Гриша Игнатьич плохо спал сегодня. Оно бы и ничего, привычно и объяснимо – возраст уж не тот, чтобы валяться на полатях десять часов кряду, – но все-таки жаль тратить время на сон. Теперь у него каждый час на счету, каждая, понимаешь, секунда на вес золота. Как там пелось у Кобзона: не думай о секундах свысока, наступит время – сам поймешь…
Гриша давно понял, что ему кабзда. С такой херовиной в груди долго не живут. Врач в челябинской областной клинике так и сказал: дед, у тебя не сердце, а рваная рана, любой маломальский катаклизм, потрясение-сотрясение – и можешь звонить супруге, чтобы она там у себя наверху пельмени поставила к твоему приходу… Нет, он так не говорил, это Гриша сам приукрасил, когда пересказывал беседу соседям, но по сути-то все верно. Сердце ни к черту, кости ломит, душа болит… За кого болит? Да за того парня, который ему не сват и не брат, будь он неладен.
Гриша Игнатьич вышел на двор, натянул шапку на уши, запахнул куртку. Солнечно сегодня, на озере уже сидят первые рыбаки, человек пять торчат, как волоски на лысине. Один точно с прошлого вечера рыбачит, ночевал в палатке с газовой горелкой. Юрец-подлец. Жена снова выгнала, а ему вся недолга: собрал снасти, комплект походный, пол-литра купил, закуски всяческой – и на лед. Хорошо рыбакам, удобно, шляться нигде не надо, им удочки хватит, особенно летом.
Дом Гриши, приземистая мазанка с покосившейся крышей, стоял метрах в ста от берега Чебаркуля, в недлинном ряду таких же убогих строений старожилов, не желавших покидать родину предков. Всё его хозяйство, а это сарай с инструментом и люлькой от мотоцикла, небольшой огород для огурцов-помидоров и туалет, внуком справленный, – умещалось на трех сотках. А больше ему и не надо. С Татьяной пожили здесь душа в душу полста лет почти, сын тут вырос, внук вот навещает. Куда уж теперь-то? Внучок, правда, зовет постоянно – давай, мол, дед, я тебя к себе в Екатеринбург заберу. Да и сын тоже предлагал продать кому-нибудь этот чебаркульский участок под застройку дачи и переехать в Челябинск. А на кой пёсий хер ему этот Челябинск? Он от Еката отказался – и в Че поедет?! Щас!
Гриша Игнатьич поковылял по тропинке к берегу, мимо соседской избы Васи Голикова, маневрируя на узких поворотах и едва не скатываясь