тело, он убедился в своей догадке о том, что это, конечно, не одежда увеличилась в размере, а это он за время сна изрядно похудел. Некогда мускулистые руки свисали, словно тонкие виноградные лозы, а живот действительно прилип к пояснице. По привычке тронув себя за нагрудный крестик, Заречный с удивлением обнаружил, что того на верёвочке нет. «Странно, – подумал он, – верёвка целая, а серебряного крестика, прибывшего с ним ещё из Афгана, почему-то нет. Может старик срезал, когда меня лечил? Так чего не снять было вместе с верёвкой?» Немного опечаленный таким обстоятельством, Иван, с подозрением поглядывая на хозяина дома, подошёл к деревянной кадке, стоящей в предбаннике, которая до краёв была наполнена чистой водой. В едва вздрогнувшем отражении он увидел лицо пожилого мужчины. Его лоб был испещрён глубокими морщинами, которые, словно печатями, закрепили на лице следы нелёгкой жизни, а его широкий волевой подбородок покрылся многодневной щетиной. На голове этого мужика, грустно взирающего из-под широких бровей большими серыми глазами, во все стороны топорщились отросшие и слипшиеся от пота русые волосы. Благодаря их природному цвету, пучки ранней седины не так сильно бросались в глаза. «И до чего я дошёл, а мне ведь всего сорок четыре», – пронеслась в голове скорбная мысль.
Чтобы избавиться от тяжёлых дум, Иван решительно шагнул в раскалённое и дышащее, словно дракон, жаром отделение бани.
Приятная процедура парения с похлопыванием по телу дубовым веничком да попиванием всё того же чая с мёдом придала исхудавшему телу новых сил и желания жить и творить. Бросая короткие взгляды на старика, он отметил, что тот, несмотря на свой преклонный возраст, выглядит гораздо лучше, чем он.
– Велимудр, а как вас по батюшке? – вытираясь большим льняным полотенцем, спросил Иван.
– Отца Ярославом звали, да токмо лишнее это. Зови меня просто по имени да перестань мне выкать, чай не к ворогу обращаешься.
Мужчины вышли в предбанник, и Заречный поморщился, представив, что на чистое, дышащее энергией тело сейчас придётся одевать грязную, пропахшую подвалом и потом одежду. Однако старик и это предусмотрел. Он достал с полки чистую, светлую рубаху и шаровары, протянул их своему гостю и сказал:
– Одень покуда это, а свою одёжу завтра выстираешь.
Кинув перед Иваном пару новеньких лаптей, он тоже обулся и повернулся к выходу.
– Спасибо! – поблагодарил Иван, примеряя на себе обновки.
Одежда, если бы не худоба, пришлась бы в самый раз, ну разве что рукава были чуть короче, а вот лапти были точно великоваты. Велимудр взглянул на гостя и, кивнув себе головой, словно с чем-то соглашаясь, коротко сказал:
– Любо!
Одевшись, мужчины вышли на улицу. Солнышко уже давно село, и в окутавшей землю непроглядной черноте ночи всё, что находилось вокруг: и постройки, и окружающий их лес, казалось каким-то мрачным и нереальным.