так и притягивал к себе.
Очарованный чарами этого добрейшего создания, Лёнька, как тот мышонок из сказки, приблизился к стоматологу-хирургу.
– Так, так, так… И с чем это ты, радость моя, ко мне пожаловал? – мурлыкал врач.
Он протянул руку за карточкой, которую автоматически передал ему Лёнька, а когда прочитал то, что в ней написано, так же ласково и нараспев предложил мышонку, самостоятельно пришедшему в капкан:
– Ну что ж, хороший мой, устраивайся поудобнее, – и широким жестом указал на кресло, – и посмотрим мы твою шестёрочку.
Впервые Лёньке эту шестёрочку сверлили ещё в девять лет. И с тех пор с ней всё время что-то случалось. Постоянно приходилось её ремонтировать. От таких ремонтов и постоянных встреч с бормашиной у Лёньки выработался невольный страх перед грозным рокотом и сверлом, проникающим в глубь мозга. И поэтому перед дверью кабинета зубного врача у него в предвкушении предстоящих истязаний пропадала вся бравада, а оставалось только мерзкое чувство холодка где-то внизу живота.
Но сейчас, обольщённое видом добренького, милого дядечки, это мерзкое, липкое чувство у него пропало, и, удобно устроившись в кресле, подопытный мышонок смотрел на катающегося перед ним, как мячик, врача.
– Ну-ка, ротик открываем! – мурлыкал добрейший доктор, а когда Лёнька выполнил его так мило высказанную просьбу, продолжил милый разговор: – Так, так, так. Ну, всё понятненько, – чуть ли не пел врач, – так что зубик будем сейчас удалять. – И, как бы между делом, поинтересовался: – А как ты, дорогой мой, к новокаинчику относишься? Как переносишь его?
– Вроде бы нормально, – прикрыв рот, ответил Лёнька. – Два года назад операцию делали на щеке, так ничего, перенёс неплохо.
– Ну и отличненько! – чуть ли не радостно пропел врач. – Сейчас мы его тебе вколем, а там и зубик удалим. Так что ты, золотце моё, ничего и не почувствуешь. – От этих слов он радостно хихикнул и показал жестом Лёньке, как он это сделает. – Только вот так: раз – и всё, а потом пойдёшь и подпишешь свою медкомиссию. – Доктор широким жестом указал на входную дверь кабинета.
Вот тут в Лёнькину голову и начало закрадываться сомнение, что что-то тут не так и что уж больно мягко стелет этот кругленький зубодёр.
Но тот, не обращая внимания на застывшего пациента, отошёл от него к столику на колёсах, который выкатила из-за ширмы прятавшаяся там медсестра.
Доктор приоткрыл на нём простынку, достал из небольшого стерилизатора шприц и надел на его кончик иголку. Лёньке показалось, что игла была толщиной с карандаш и аж десяти сантиметров длиной. Доктор набрал в шприц из огромной ампулы какой-то прозрачной жидкости и с поднятым в одной руке шприцем подкатился к Лёньке.
Заглянув ему в глаза, он с удивлением в голосе пропел:
– Что такое? Что случилось? Чего это мы тут так распереживались? Чего это глазки такие серьёзные? Всё будет замечательно. – Улыбка не сходила с лица злодея. – Ни о чём