Записки охотника. Нави Севенсон

и тишина. Вот птичка прошуршала крыльями, и снова тишина. Все эти, казалось безобидные звуки, рождали в моём воображении страшную картину. У страха глаза и уши велики – говориться в народной пословице. Где-то вдалеке заскрипело дерево, мне же показалось, что это рёв медведя. Скрип дерева повторился и, как мне показалось, ближе, затем ещё и ещё. Я уже был уверен, что это медведь, и идёт он не ко мне, а к Владимиру.

      Я сел, зарядил ружьё пулей, теперь уже равнодушно посмотрел на глухариную лёжку и хотел уже было встать и уйти с этого проклятого места. Теперь уже у меня замёрзли руки. Но, неожиданно прилетела небольшая стайка маленьких пичуг. Порхая с ветки на ветку, они приблизились ко мне совсем близко, но не испугались меня, наоборот, с любопытством стали кружить вокруг меня, удивлённо поглядывая на неизвестного пришельца. Птички звонко чирикали, словно спрашивали меня: «Кто ты? Что ты тут делаешь, и зачем пришёл сюда?» Я не мог оторваться от весёлых, пушистых и любопытных пичуг. Я забыл о страхе, о холоде, обо всём на свете. Мои губы невольно расплылись в умилительной улыбке.

      «Эх, фотоаппарат у шалаша остался.» – вздохнул я.

      А пичуги покружились надо мной, почирикали и всей стайкой полетели дальше вдоль распадка.

      И снова я остался один, снова послышались таинственные шорохи, снова этот предательский скрип дерева. Не в силах больше оставаться на этом проклятом месте, я встал и пошёл к Вовке. Думал я, что струсил, убежал с позором из своей засады. Сейчас я не представлял себе, как люди сидят часами в ожидании начала глухариного тока, ведь им тоже холодно и ждать они начинают до восхода солнца.

      Я шёл, погруженный в горестные думы. Неожиданно до меня долетели отзвуки недалёкого выстрела, и как раз со стороны Вовкиной засады.

      – Вот и Вовкин глухарь. – вздохнул я. – Всё-таки он дождался своего, не струсил, как я.