слуга, нотариус Никита Ильич Каингольц».
Окончив чтение, дворецкий вытер лоб платком и боязливо взглянул на госпожу Уилсон. Несколько минут никто ничего не говорил, ожидая реакции грозной тётушки.
– Да как этот мошенник смел такое написать! – гневно воскликнула она, нарушив молчание. – Как в голову ему могло прийти уехать и даже не дать нам возможности прочитать завещание моего мужа! Но я до него ещё доберусь, – на этих словах она опустила голову на руку и немного задумалась.
– Ну, впрочем, отсутствие завещания ничего не меняет. Всё будет по-моему, дамы и господа, мой слабоумный муженёк даже не мог нормально умереть, так что его завещание ничего не стоит. Сообщаю всем вам, что с этого момента я хозяйка этого поместья и отныне вы мои гости. Я уважаю законы, и дождусь нашего дорогого нотариуса. Но вы получите ровно столько, сколько я посчитаю нужным вам дать, вне зависимости от предсмертного бреда моего супруга. Вам понятно, мои дорогие родственники? – тут она грозно оглядела присутствовавших.
– Но, любезная Клара Генриховна, – обратился к ней Павел Егорович, – это будет не совсем законно и справедливо. Всё-таки воля покойного значит немало.
– Вам понятны мои слова? – спросила Клара Генриховна, сердито глядя на Павла Егоровича.
– Да, – ответил тот, робея, чувствуя, что не может сопротивляться стальному взгляду пожилой леди.
– Теперь вы, юная леди, – строго сказала госпожа Уилсон, взглянув на Наталью Всеволодовну, которая страшно испугалась, услышав эти слова. – Я попрошу вас подняться, ведь я обращаюсь к вам.
Натали встала, не смея поднять глаз, и сделала лёгкий реверанс. Она чувствовала, как глаза Клары Генриховны испепеляют её.
– Какова бы ни была воля моего дорогого супруга, вы теперь находитесь под моей личной опекой. Вы, моя дорогая, склонны, однако, считать меня бессердечной женщиной, желающей вам исключительно несчастья. Конечно, я до сих пор не понимаю, отчего Михаил взял вас в наш дом, но я искренне желаю вам только добра и надеюсь, что с сегодняшнего дня бы будите меня во всём слушаться. Забудьте все те глупости, что были в прошлом. Помните, отныне ваша судьба зависит целиком и полностью от меня, поэтому прошу вас быть благоразумной. И так, дитя моё, есть ли у тебя ко мне вопросы? – спросила госпожа Уилсон, стараясь казаться ласковой.
– Нет, тётушка, – со вздохом ответила Наталья.
– Ну, вот и хорошо, а теперь я прошу тебя сесть подле меня рядом с моими племянниками, – сказала госпожа Уилсон, указывая на кресло рядом с креслом кареглазой Анны Юрьевны.
Наталья склонилась в реверансе, но сама была готова заплакать. Она бросила Александру Ивановичу взгляд, полный тоски и отчаянья, и медленно отправилась к своему новому месту.
– Бедное моё дитя, ты всё ещё не можешь пережить утрату, – сочувствующим тоном произнесла госпожа Уилсон, заметив печаль Натальи Всеволодовны.
– Позвольте спросить, тётушка, – вдруг сказал Карл Феликсович.
– Что