Наталья Всеволодовна.
– Интересно, знает ли кто из наших родственников об этом месте? – спросил Александр.
– Я уверена, что нет. И прошу вас, не стоит им говорить о нём. Пусть это место останется нашим с вами маленьким секретом, – сказала Наталья.
– Хорошо, – ответил он, садясь рядом, – пусть это будет нашей тайной.
Начинало понемногу темнеть. Ветер играл одинокими листочками, не успевшими облететь с тонких ветвей. Умолкла синица, громко щебетавшая в ветвях ивы, улетели воробьи, чирикавшие возле одной из скамеек, с ветвей дуба снялись и полетели к лесу четыре чёрных вороны. Вскоре широкая тень замка накрыла и скамейки, и деревья, и весь склон. Но он и она сидели рядом, не проронив ни слова, ещё долгое время, пока темнота совсем не сгустилась.
– Прошу вас, будьте здесь завтра утром в одиннадцать часов, – прошептала она.
Александр Иванович кивнул, поцеловал её руку, а потом они молча встали и пошли в замок. Не встретив никого из слуг или родственников, они разошлись по комнатам. Обоим нужен был отдых после бессонной ночи и тяжёлого дня.
Глава III
Ночью небо над Уилсон Холлом тучи покрыли особенно плотно, вися так низко, что чуть не касались шпилей башен. Когда часы пробили полночь, начался дождь. Сначала он мягко, словно бы стесняясь, постукивал одинокими каплями по черепице замка, затем окреп и уже без всякого смущения забарабанил в окна, ну а потом стал совсем злым и словно с цепи сорвался, превратившись в чудовищный ураган. Сучья, листья, солома и щепки летели, поднятые мощными порывами ветра, ударяясь о плотно закрытые ставни. Ветер словно бы штурмовал пристанище наследников господина Уилсона, стараясь вывести, выкинуть их из этого дома, забросив их куда-нибудь подальше, чтобы даже духу их не осталось в Уилсон Холле. Но все старания стихии были тщетны. Твердыня замка не склонилась перед её грозной силой, ибо переживала и куда более страшные бури.
Все в эту непогожую ночь спали спокойно, кроме одного человека. Павел Егорович никак не мог заснуть. Он вслушивался в шум ветра за окном, его вой в каминных трубах, постукивание ставней, скрип вековых сосен во дворе, и многие другие звуки отвлекали его ото сна. Но непогода отнюдь не была причиной его бессонницы, и не поражение в шахматной партии занимало его мысли, он размышлял о своей жизни в целом. Задумавшись, он пришёл к выводу, что в последние годы стал просто жалок. Прежде он был твёрд, умел принимать и отстаивать свои решения, но теперь… Теперь он обмяк, стал безвольным, рыхлым, все начали помыкать им, в доме поселилось бесчисленное множество приживалок и нахлебников, которые пили и ели за его счёт без всякого стеснения. И Алексей Николаевич тоже в своё время запустил в его карман свои загребущие ручонки, да так запустил, что в этом кармане образовалась изрядная дыра. Павел Егорович обеднел, растерял друзей и уважение окружающих, да и сам переслал улыбаться себе. Руки опустились, и лишь в книгах находил он утешение. Он хотел быть добрым, а прослыл на всю округу