заткните рты и посадите в кузов. Мы уезжаем.
– Ой, – пискнул Эрике, младший, и по штанам поползло темное пятно.
От стыда хотелось закрыть лицо руками. Наставник говорил, у них нет права на страх: они принцы, они защитники города. И что, что самому старшему двенадцать едва исполнилось? У смелости нет возраста. Это тоже были слова наставника, и больше всего стыда Арло испытывал из-за себя: его оставили за старшего, а он не справился.
Все знали, что такое «мы уезжаем». Северные псы не только вернулись к магии, они изучали ее, точно она была подопытным зверем, а для этого они забирали владеющих магией. Не всех, конечно, некоторые способности интересовали их больше, но привилегий за благородное происхождение ленгернийцы не давали.
– Хватит! – Арло выпрыгнул из ряда, зная, что если позволит себе более медленное движение, сил у него останется только на шаг назад. – У них нет и не будет магии! Вся сила передается первому сыну.
Арло заставил себя вложить во взгляд презрение и указал на Альвара, в счастливом неведении надувающего пузыри из слюны.
– Нормальному сыну, – уточнил Арло и хлопнул себя по груди. А ведь наставник учил говорить правду. – Заберите меня, а их оставьте, вам нужен только я!
– Нет, – снова пискнул Эрике, сжимая коленки.
Один из тех, в мундире и с холеными руками, улыбнулся: улыбка была хищная-хищная, больше похожая на оскал. Подобную Арло видел, когда отцу привезли волка, а тот яростно бросался на прутья клетки. Его чучело выставили в трофейном зале, но даже смерть не стерла оскала с черной морды.
– Мы должны ехать. Заткните его.
Еще один знак рукой: вперед, подняв ружье, выступил пожилой солдат. Перед лицом мелькнул приклад, и Арло нырнул в боль.
После того дня у него остались шрам, мечта вернуться на теплые берега Алеонте и клетка.
2. Прошлое и будущее
Ран рывком сел и положил ладонь на грудь. На ней опять алели царапины: то ли своей рукой он хотел вынуть чужую душу, то ли пытался достать свою и оставить место другому, а может, это другой рвался наружу.
«Нет, не я», – лениво откликнулся Первый.
– Но сон твой, – ощущение реальности увиденного еще не спало, и вместо обмена мыслями Ран заговорил вслух, точно зверь стоял рядом, да и зверем уже не был.
«Думаешь, я – тот писающийся мальчик?»
Фарс Первого ощущался так же явно, как холодный ветер, заглядывающий в наполовину открытое окно, или жужжание дурехи-мухи, проснувшейся раньше времени. Ран все прижимал руку к груди, будто мог дотянуться до духа и стребовать с него правду. Обрывки старых мыслей, мимолетные образы – подобно заевшей мелодии, они всегда крутились на краешке сознания, но столь ярких видений у Рана еще не было. Конечно, он хотел узнать своего зверя, хотя тот никогда не открывал двери больше положенного, неустанно напоминая, что они просто двое заключенных, скованных одной цепью, не более.
«Нет, тот, что постарше», – откликнулся Ран и, подойдя к окну, открыл раму до конца.
Ему принадлежал целый этаж –