такой уж болван, когда сила не на моей стороне, я ухожу потихоньку, – шептал Коклико. – Черномазый-то конюший – истинный мудрец!
На этот раз и маркиз разразился гневом. Он тоже ударил кулаком по столу, да так сильно, что стаканы и тарелки зазвенели, и крикнул, вставая:
– А! ты хочешь, чтоб я вспомнил старое?… Ну, хорошо же! Заплатишь ты мне разом я за то, и за это!
– Ну, теперь надо смотреть в оба! – проворчал Коклико, засучивая рукава на всякий случай.
Маркиз сделал знак двум слугам, которые бросились на Гуго; но он был сильней, чем думали, и одним ударом свалил обоих на пол.
Кадур подошел скорым шагом к маркизу и сказал:
– Не позволит ли мне господин поговорить с этим человеком? Он молод, как и я, и может быть…
Но маркиз оттолкнул его с бешенством и крикнул:
– Ты! убирайся, а не то я пришибу и тебя, неверная собака!
И обращаясь к слугам:
– Схватить его, живого или мертвого!
Охотники бросились на Гуго; Коклико и несколько товарищей кинулись к нему на помощь; слуги друзей маркиза вмешались тоже в общую свалку. Один Кадур, сжав кулаки, держался в стороне. Посредине залы, между опрокинутыми стульями, удары сыпались градом. Сидевшие за столом громко смеялись. Товарищи Гуго были и ростом меньше его, и гораздо слабей; некоторые бросились вон; другие, избитые, спрятались по углам; Коклико лежал уж без чувств на полу. Гуго должен был уступить силе и тоже упал. Все платье на нем было в клочках; его связали веревками и положили на скамье.
– А теперь – моя очередь, сказал маркиз; – такой скверный негодяй, как ты, стоит хорошего наказания… Вот тебя сейчас выпорют, как собаку.
– Меня! – крикнул Гуго и сделал отчаянное усилие разорвать давившие его веревки.
– Ничего не сделаешь, – возразил маркиз: – веревки вопьются тебе в тело прежде, чем лопнут.
И в самом деле, вокруг кистей его рук показались красные полосы, а самые руки посинели.
Между тем, с него сорвали платье и ремнем привязали ему крепко ноги и плечи к скамье, растянув его спиной кверху.
Один из охотников взял в руки длинный и гибкий ивовый прут и несколько раз свистнул им по воздуху.
– Бей! – крикнул маркиз.
Глухой стон, вырванный скорей бешенством, чем болью, раздался за первым ударом. За третьим – Гуго лишился чувств.
– Довольно! – сказал маркиз и велел развязать ремень и веревки и прыснуть ему в лицо водой, чтоб принести в чувство.
– Вот как наказывают школьников, – прибавил он.
– Маркиз, – сказал Гуго, устремив на него глаза, налитые кровью, – напрасно вы меня не убили: я отмщу вам.
– Попробуй! – отвечал маркиз с презрением и сел снова за стол.
Гуго возвращался в Тестеру, как помешанный. Жилы у него надулись, виски бились, в голове раздавался звон. Он спрашивал себя, неужели все это было с ним в самом деле: эта встреча, брань, борьба, розги?… Он весь вздрагивал и крики бешенства вырывались у него из груди. Коклико тащился кое-как, вслед за ним.
Когда Гуго прошел уже мимо последних домов деревни,