слушаю, сэр… Сэр? Алло?.. Вот дебильный телефон. – Она разъединилась.
– Что, связь хреновая? – холодно спросил я.
– Гребаная связь тут зашибись, – ответила она, – просто он спросил, когда мы вернемся и почему мы так долго, а мне неохота с ним разговаривать.
Обычно я обижаюсь дольше, чем Кэсси, но сейчас не выдержал и рассмеялся. В следующий миг засмеялась и Кэсси.
– Слушай, по поводу Розалинд, – начала она. – Я не из вредности цепляюсь, просто переживаю за нее.
– Думаешь, тут сексуальное насилие? – Я неожиданно осознал, что где-то в подсознании подобная мысль мелькала и у меня, но мне она ужасно не понравилась, и я отогнал ее. Первая сестра чересчур выпячивает собственную сексуальность, вторая страдает от недостатка веса, а третья, пережившая череду непонятных недугов, убита.
Я вспомнил, как Розалинд склонилась над Джессикой, и меня накрыло непривычное желание защитить их.
– Отец-насильник. Кэти старается угодить ему и постоянно болеет – либо вследствие отвращения к самой себе, либо таким образом сокращает риски насилия. Поступив на балетные курсы, она решает, что ей нужно выздороветь и разорвать этот порочный круг. Возможно, она угрожает отцу. И тот ее убивает.
– Годится, – кивнула Кэсси. Она смотрела на пролетающие за окном деревья, и я видел лишь ее затылок. – Но с таким же успехом ее и мать могла убить. Если, конечно, Купер ошибся и изнасилования не было. Эдакий Мюнхгаузен, который действует чужими руками. В этом доме она тоже на жертву смахивала, заметил?
Я заметил. Порой горе стирает с нас индивидуальность, воплощается в трагической маске из греческой трагедии, но в остальных случаях оно обнажает истинную сущность скорбящего, и это, разумеется, настоящая и объективная причина, по которой мы сами стараемся сообщать семьям жертв об утрате и не возлагаем эту обязанность на рядовых полицейских. Мы руководствуемся не желанием утешить, а просто хотим понаблюдать за реакцией, подобные новости мы приносим достаточно часто и успели изучить спектр чувств. У большинства от потрясения эмоции притупляются, бедняги пытаются нащупать опору и не знают как. Трагедия – это незнакомая территория, на которую человек заходит без проводника, и ему приходится шагать по ней на ощупь. А вот Маргарет Девлин не удивилась, она выглядела почти покорной, как будто горе – ее обычное состояние.
– То есть ведет себя практически так же, – сказал я. – Одну или всех девочек она делает больными, но Кэти поступает в балетное училище и пытается вырваться, и мать ее убивает.
– Это объясняет, почему Розалинд одевается как сорокалетняя, – сказала Кэсси. – Пытается повзрослеть, чтобы оторваться от матери.
У меня зазвонил мобильник.
– Да что ж за херня! – хором воскликнули мы.
Я тоже сыграл комедию под названием “Плохая связь”, и остаток пути мы провели, составляя список направлений в расследовании. О’Келли обожает списки, и если повезет, то он забудет, что мы ему не перезвонили.
Мы работаем на нижних этажах Дублинского замка, и, несмотря на колониальный подтекст