я снова с интересом опустила голову, разглядывая ярко желтые полоски на синем. – Надо же. На выпускной? В нем? Как это? В смысле?…
– В прямом. – Хохотнула мать и присела на табурет. Я поежилась, осмотрелась в поисках носков.
– У тебя платье было такое легкое, струящееся, синее, как ночное море. И босоножки желтые. Ты хотела накидку, но потом решила, что свитер к вечеру придется кстати. И вышло что вышло! Да там на антресоли фотографии есть, посмотри. А сейчас завтрак!
Наспех умывшись и сбегав в уличный туалет, я вернулась в дом. На столе уже остывала кружка с чаем. Брат Борис дожевывал бутерброд с сыром.
Ели молча, но я чувствовала себя уже не так скованно как накануне. Пока они возились на кухне, вернулась к себе.
Вроде похожи…
Я вновь взяла стопку заляпанных чем-то липким фотографий. Молоденькая, совсем юная я не смотрела в объектив, словно пряча глаза от вспышки. Спицы, нитки, пряжа – надо же я раньше любила рукодельничать.
Я выставила руки перед собой, повернув ладонями вверх. Тонкие и хрупкие, длинные пальцы, которые, кажется, в простонародье называют музыкальными. Музыка…
Вязание. Нет, я ничего не помню. Пальцы, одеревеневшие никак не отзываются. Не помню, не понимаю – как это из бесконечной нити связать…салфетку? Шарф? Свитер? С ума сойти. Кажется, это не мой мир, не мое увлечение.
На следующей фотокарточке черно-белые клубки пряжи рассыпались по столу: чередуются по два каждого цвета и я замираю в восторге. Нет, не от созерцания клубков пряжи, а от их цвета. Так просто – черное, белое и так одновременно завораживающе. Гипнотизирует! Только слюни не капают. Как дикая, наверное, со стороны, ей богу! Сердце шумит в ушах, бьется судорожно – мощный выброс адреналина в кровь, подушечки пальцев свербят, словно кто-то невидимый скребется изнутри, под кожей, рвется наружу; дыхание рваное – хочется то ли плакать, то ли кричать.
Я отбросила фотографии, поднялась из-за стола. За окном ветерок – лениво колышется тюль, доносится лай соседской собаки, пестрая курица разгребает кучку серой золы на белом снегу напротив дома. С кухни запах зажарки – лук и морковь золотятся на сковороде. Еще пара минут, и суп будет готов.
Время обеда. В животе заурчало. Я направилась в сторону кухни. Надо же, а я и не замечала – в коридоре на стене постер черно-белых нот, афиша концерта симфонической музыки.
Я остановилась, всматриваясь в изображение и кожей ощутила, как мир словно стал ярче, звуки резче, запахи насыщенней. Зеркало на двери – глаза блестят, на щеках румянец, губы чуть полноватые блестят от слюны.
– Дочь, иди обедать! – прокричала мать и загремела посудой.
Я спустилась вниз и замерла на последней ступеньке. Входная дверь с грохотом открылась и так же захлопнулась. В дверях с полыхающим взглядом от ярости и злости стоял Руслан. Глаза его стали совсем темными, а губы скривились, когда он громко сказал, указывая на меня пальцем:
– Кто ты такая?! И кто тебя, черт возьми, подослал?!
Глава 7
Руслан ворвался к ним в дом внезапно и с криком набросился на нее, едва