и усадили в кресло. Пока двое следили за ним, Глобус насиловал Инну, а затем это повторили и его дружки. Боясь еще одной взбучки с Лешиной стороны, Глобус прострелил ему обе ноги, пока его приятели предавались сексуальным утехам с несчастной девушкой. Особое удовольствие состояло еще и в том, что Инну заставляли типа добровольно делать различные вещи, запугивая тем, что они продолжат избивать уже и так истерзанного до невозможности Алексея, а его – смотреть на происходящие на кровати бесчинства.
Продолжалось это несколько часов, параллельно пили пиво, а под конец надругались над Инной пивной бутылкой.
Глобус, как и положено законченным подонкам, с удовольствием назвал имена и адреса своих компаньонов, в обмен на обещание оставить его в живых.
– Не хотели мы их убивать, да и не убивали! Не надо было ему так сопротивляться – мы б только с бабой бы порезвились и все – пусть живут. Не она первая, не она последняя, – резюмировал свои извинения и оправдания Глобус, захлебываясь слезами.
– Ты – животное, садист, законченная тварь, – безразличным голосом проговорил Владимир: ты жестоко убил самых близких и дорогих мне людей. За это ты умрешь и будешь мучатся также как и они.
– Ты же обещал, – захныкал было Глобус, но видя как кляп снова приближается к его рту, стал орать во все горло «На помощь!»
Казнь Глобуса заняла почти полтора часа; Владимир был жесток, словно средневековый палач, но ничто не шевельнулось в его душе. Наказание соответствовало преступлению. Еще два он копал могилу, в которую бывший преступник отправился с перебитыми камнем коленями и локтями, раздробленными пальцами и пронзенной в окончание всего своим же ножом грудью.
Закопав все следы произошедшего, Владимир вымыл руки, оглядывая, не забыл ли он спрятать что-либо – вроде, нет. Небо понемногу светлело, скрывая крупные и яркие звезды – единственные и безмолвные свидетели казни убийцы.
«Где-то среди них мои друзья» – пронеслось в голове Владимира.
Он приехал домой, когда уже почти рассвело. Осторожно улегшись на кровать рядом с Татьяной, он провалился в черную пучину небытия. Там не было ни снов, ни чувств, не мыслей – ни единого проблеска чего бы то ни было. Но при этом его душа не почувствовала ни капли облегчения или удовлетворения – была проста чернота и пустота; позже Владимир поймет, что тогда он впервые ощутил и увидел изнанку мира, то, что начинаешь видеть, перейдя некую грань, вернуться из-за которой обратно уже невозможно.
Следующие несколько дней он прожил словно в аду. Ужасные мысли одолевали его и наваливающиеся, словно чудовищная лавина, страхи мучали снова и снова. Татьяна, не понимающая, что происходит с ее парнем, пыталась отвлечь его от тягостных медитаций; и лишь снова оказавшись в ее объятиях и занимаясь страстным животным сексом, Владимир переставал думать об убийстве Глобуса и всем остальном, что с этим было связано.
По правде говоря, он еще никогда в жизни так не боялся. Представлявшиеся