раньше люди отправлялись в путешествие на пароходе, а то и в караванах, отягощенные несколькими неподъемными сундуками, позволявшими комфортно чувствовать себя хоть в Сиаме, хоть в Тимбукту. Не просто комфортно, но сохраняя неповторимость и адекватность личности.
Отсюда – он просто обязан переиграть своих соперников, и прежде всего – премьер-министра Каверзнева, возомнившего себя спасителем Отечества и Демократии от посягательств узурпатора.
Премьер – с головой, набитой обрывками партийных программ и ничего не значащими фразами насчет «прав и свобод человека», «угрозы жестокого авторитаризма», «скатывания к полицейскому государству». Он оказался сейчас в положении тех самых Пуанкаре, лорда Грея, Николая, Вильгельма, Франца-Иосифа и их министров.[19]
Боится сделать решительный шаг и в то же время бессмысленно надеется, что, при проявлении должной твердости, а еще точнее – агрессивной наглости, противник в последний момент пойдет на попятную, сбросит карты на стол, оставив на нем все ставки.
«Я бы с тобой, дураком, в покер сел бы сыграть. Но у нас сейчас не покер… – так подумал князь, раскуривая очередную сигару. – У нас сейчас миллионы человеческих жизней на кону. И судьба как минимум России, если не всей европейской цивилизации».
А так ведь, по сути, и было. Сделай сейчас Местоблюститель опрометчивый шаг, причем все равно, в какую сторону, поспешив или помедлив сверх допустимого, и заполыхает новая Гражданская война, пользуясь которой разом поднимутся все те, кто давно уже ждет хоть малейшего сигнала, намека, проявления слабости, что наконец-то пробил их час. Что теперь – можно. Все!
Лицемерные союзники, приграничные враги, вожди «Черного интернационала», сепаратисты и ирредентисты[20] всех мастей. Просто толпы жадных мародеров-гиен, мечтающих, когда лев отвернется, ухватить свой кусок вкусных потрохов и прянуть в заросли…
Только прояви намек на слабину, и мало никому не покажется.
Все и вся пронзал и пропитывал дешевый практицизм, потерявшая разумные границы страсть к комфорту и наслаждениям.
Только ведь никуда не делась сущность человеческой натуры и непреложные законы истории, в которые князь верил не меньше, чем в законы физические. Что такое восемьдесят лет безмятежно-спокойной жизни и процветания в сравнении с тысячелетиями, демонстрировавшими единообразие и непреложную повторяемость людских страстей, мотиваций и побуждений.
Сказано ведь, что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое», но это было уже в веках, бывших прежде нас.
Олег Константинович всю сознательную жизнь, то есть лет с пяти, самостоятельно научившись читать, предавался этому занятию с пугающей родителей и наставников страстью. Книги он читал всегда, и любые. Уединялся в Кремлевской библиотеке, насчитывающей около ста тысяч