всего.
– Не спеши. Подумай, а потом спрашивай – у нас есть время.
Подойдя к углублению, которое Липа не сразу заметила, он разогнал сонных анимонов. Те разлетались, возмущенно мигая. Некоторые приближались, заинтересовавшись Липой, но Игнас бесцеремонно от них отмахивался.
– Нам сюда. Хочу показать тебе смежный мир.
За пальцами Игнаса тянулась уже знакомая слизь.
«Ну вот, опять», – вздохнула Липа, зажмурившись. От вида пространства, сминаемого, как лист бумаги, ее начинало мутить.
– Мы что, вернулись назад?
Они стояли посреди мансарды. Теплый июньский вечер, запах дерева – все именно так, как должно быть.
– Приглядись получше. – Игнас указал на застеленную кровать.
Под ней не было ни сумки, ни тапок. На спинке стула не висела одежда, а столешница была покрыта слоем пыли. В этой реальности на острове не было ее, Липы.
– Погоди-ка…
Приоткрыв дверь, она замерла на верхней ступеньке. Из комнаты Вита доносилась музыка. Липа впервые слышала эту мелодию – сильную, как закручивающаяся спираль, и вместе с тем хрупкую, чарующую каждой нотой. То ли просьба, то ли крик о помощи.
– Нам нельзя тут задерживаться, – прошептал Игнас. Его рука легла на Липино плечо.
– Ему грустно. Он совсем один.
Она подняла глаза, ища поддержки, но Игнас лишь сжал челюсти. Желваки заиграли на скулах. Кажется, он собирался что-то ответить, но сдержался в последний момент.
– Идем. Вмешиваться нельзя. Я привел тебя сюда, чтобы показать. Чтобы ты поняла. На этом всё.
– Но если меня нет, значит, в этом мире мама не в больнице. Она здорова! – От этой мысли перехватило дыхание. Липа впервые осознала, что происходящее с ней не сон и не розыгрыш. Вселенная-початок действительно существовала за пределами «зерна», и ее возможности были безграничны!
– Это может означать что угодно. Точек отклонения – миллионы. Хотя математики или люди, знакомые с теорией вероятности лучше меня, назвали бы другое число. А теперь пойдем. – Голос стал ниже, настойчивее. – Твой дядя не должен нас видеть.
Липа позволила вернуть себя в хаос – вошла в него с широко открытыми глазами, все еще пребывая на грани между смятением и горечью чужого одиночества. Озарение было похоже на удар, вспышку жгучего света. Она не смогла бы внятно озвучить свое намерение, не понимая до конца сути фейрита, но все это – смежные миры, чудесные возможности, анимоны – могло стать ключом к маминому исцелению.
Теперь у Липы появилась надежда, и она следовала за Игнасом, чтобы получить ответы.
В этот раз они миновали Прослойку быстро: Липа не заметила момент переноса, потому что отчаянно терла глаза. Слизь стекала со лба, застывая в волосах липкой коркой. Она вспомнила слова Игнаса о жжении: кожу будто смазали «звездочкой» – и жар, и холод одновременно.
– Вот мы и дома. Не совсем там, где я хотел выйти, но вариант не худший, как думаешь?
Липа сглотнула. Обретя способность видеть, она окинула взглядом тесную комнату. В