о браке, зашедшем в тупик, о втором муже и о боли, которую легче переносить в одиночестве.
Фелисите спросит, что и кому она говорила, умирая, какая прерванная фраза обрекла ее на участь призрака. Предложит, если та желает, договорить за нее последние слова, чтобы их услышал тот, кто должен. Но возможно, старушка предпочтет остаться рядом со своими поблекшими цветами.
Успокоенный этими ответами, человек-акула перестанет напоминать потерявшегося ребенка. Он вернется в Марсель, а Фелисите – в Ниццу. Там она обналичит чек.
В своем увядшем дворце в конце Кур-Салея она откусит от конфетного ожерелья, заварит себе чай – тот, с озера Пти, который помогает ей блуждать по тропинкам прошлого, – и выпьет целый чайник, чтобы вспомнить свою мать такой, какой Фелисите ее помнит, когда Агония еще не расщепила ее и она была просто матерью, не исчезла за множеством лиц и голосов, не делила свое тело с пятьюдесятью шестью незнакомцами и отзывалась только на свое настоящее имя – Кармин.
Перед сном, когда строки в книге начнут расплываться, Фелисите повернется к прикроватному столику, на котором нет семейных фотографий. Не глядя найдет рядом с будильником овальное зеркальце в серебряной оправе. И поскольку она уже слишком взрослая, чтобы обнимать по ночам мягкую игрушку, заснет вот так, положив ладонь на обратную сторону зеркала, где выгравировано:
Моей Фелисите от мамы
Последнее предупреждение
Фелисите умерла после того, как рассказала мне эту историю. И она постаралась в свой последний час удержать язык за зубами, так что даже не мечтайте. Ее больше нет, нигде и ни в каком облике.
Ее квартиру – вместе со всем особняком, который жители Ниццы обходили стороной, считая, что от него пахнет смертью, – выкупили, отремонтировали и населили живыми, громкоголосыми людьми. Нет, это не итальянцы. Кажется, русские или англичане. В квартале их любят не больше, чем любили Фелисите. Это немного утешает.
По крайней мере, пахло от нее хорошо. После кончины она пахла белым чаем и флердоранжем. Не смертью, нет.
Но то, что я хочу рассказать вам, пока идет дождь, – это не конец истории, а начало. Почему в августе 1956 года деревню Бегума внезапно покинули все жители, кроме одного человека? Из-за чего обрушились стены, если в округе не было ни бурь, ни подземных толчков? Как лиственницы проломили крыши домов, если граница леса на горе довольно далеко?
Конечно, началось все с рождения двух сестер. Это вы уже знаете. Но порой история существует не с начала. Ее корни обнаруживаются в прошлом, высоко на дереве, и тогда приходится спускаться по стволу, подниматься еще на несколько ветвей, возвращаться к узлам внизу, подбирать сухие листья и срывать свежие плоды, чтобы в полной мере постичь ее контуры и размах.
Эту историю мне рассказала Фелисите, поэтому она начинается с Фелисите. С того, что во вторник, 22 июля 1986 года, Фелисите отправилась в глушь к своей матери,